Религия факта. Остросюжетный криминальный роман. Вера Арье

высылали врачей, покинул Россию и обосновался во Франции. Уезжал тяжело, хотя был убежден, что ненадолго: страну полихорадит и отпустит… Не отпустило. В фибровом чемоданчике сумел увезти с собой пару белья, бритвенный набор и энциклопедию практической медицины – все остальное было конфисковано. В Париже устроился преподавателем на факультет естественных наук, где вскоре встретил мою бабушку.

      Он сделал паузу, будто собирался с мыслями.

      – Спустя тридцать пять лет ее болезнь одним махом все разрушила. Дед, которому уже было за восемьдесят, отказывался смириться с тем, что она будет угасать в больнице, а ему придется обременять своим нафталиновым присутствием любимых детей, которым было не до него. Ну и старики мои решились отыграть финальную сцену по-своему: оделись в праздничное, сели в дряхлый «ситроен», стоявший без дела много лет в гараже, завели движок и… никуда не поехали. Дед знал, что в закрытом помещении старый, плохо отрегулированный двигатель в считанные минуты произведет достаточно угарного газа, чтобы помочь им уйти без мучений…

      – А что же…

      Родион грустно усмехнулся:

      – Родители мои могли бы еще долго пребывать в неведении: у них не было привычки «беспокоить» стариков частыми звонками и визитами. Дед понимал, какой шок их ожидает, когда они наконец обнаружат тела, и сделал им прощальный «подарок»: вечером того же дня с отцом связался управляющий семейным капиталом и сообщил о внезапных изменениях в составе наследства. Этого оказалось достаточно, чтобы отец забеспокоился и набрал номер родителей: автоответчик знакомым голосом сообщил о произошедшем и обстоятельно пояснил причины этого поступка. Дед до последних минут оставался человеком благородным, считая, что даже самоубийство не должно выглядеть пошло и оскорбительно…

      – Он не был верующим?

      Родион пожал плечами, будто сомневался.

      – Обряды до поры до времени соблюдал. Но навалившуюся на него немощь считал страшным унижением. Дед по натуре был человеком решительным, свободу воли ценил превыше всего. По-христиански смириться и терпеть он не умел… в общем, умер во грехе, но с достоинством. Как отнесся к этому Бог? Я не знаю…

      Разговор на этом прервался. Но долгое молчание не угнетало, напротив, казалось, диалог продолжается, только каждый ведет его про себя. До сих пор доверительно молчать ей удавалось лишь с одним мужчиной на свете – собственным отцом. С ровесниками молчать не получалось, а с Харисом молчание выходило каким-то тягостным и одиноким.

      Они оседлали угрюмую скалу, покрытую бурыми водорослями, откуда открывался волшебный вид на бухту. Солнце было в зените, но жара почти не ощущалась из-за нарастающего ветерка, от которого по коже, как в детстве, бежали смешные шершавые мурашки. Анна прыгнула в прохладную воду и поплыла к берегу, отмахивая метр за метром ритмичным кролем: хо-ро-шо… На пляже наблюдалось оживление, яркие треугольники парусов скользили