Третья палата от Солнца. Алина Владимировна Кононова

я. Какая мне разница? Я не лягу на эту кровать, не буду сидеть на подоконнике. Я бы попрощалась с Эдой, но она сама храпит так, что не разбудишь.

      Мне же лучше. Иначе я бы не смогла достать бинты.

      Сестра сидит в углу. Пока я делаю петлю из длинной белой полоски, она сверкает единственным левым глазом и говорит:

      – У тебя нет на это права. Ты не спросила меня, эгоистичная тварь.

      Её второй глаз спрятан где-то в моём теле.

      – Ну что тебе не нравится? Включи мозги, подумай о нас.

      Я забираюсь на металлическую спинку кровати и, рискуя свалиться на спящую Эду, балансирую, затягивая узел на карнизе. А потом надеваю петлю на шею. Я знаю, как правильно, это моя третья попытка повеситься.

      Третий раз, говорят, всегда волшебство.

      Сестра взлетает под потолок и, забившись в угол, как классический призрак, шипит на меня.

      – Прекрати немедленно этот балаган. Спускайся!

      Затягиваю петлю на шее. Через минуту уже не нужно будет балансировать на врезающемся в ступни холодном металле.

      – У тебя всё равно ничего не получится! – бросает она мне.

      – Пошла в задницу! – отвечаю я. Не лучший выбор для последних слов, но сойдёт.

      У меня ничего не получается.

      Я могла бы предположить, что Птичник решит проверить палату. Или что неожиданно ворвётся Хриза. Или – любая другая причина. Но всё, как обычно, оказывается проще и глупее.

      Бинт не выдерживает моего веса, рвётся, не успев сломать мне шею. Гравитация, как и всегда, срабатывает, и я падаю.

      Левая рука ломается о спинку кровати, на которой я пару секунд назад пыталась устоять. Эда просыпается от того, что моё тело обрушивается на неё. Вскрик привлекает Птичника. Он врывается в палату и видит меня с оборванной петлёй на шее и костью, натянувшей кожу. Это сложно понять неправильно.

      У Эды на лице чистое удивление. Она облизывает губы и сонно хлопает глазами. А когда меня берут за плечи и стаскивают с кровати, тычет в меня пальцем.

      – Это что, мой бинт?

      Сестра хихикает сверху, а мне остаётся только застонать.

      За что мне всё это?

      У меня появляется немало времени обдумать этот вопрос. Поставив кость на место и закатав руку в гипс, меня запирают в тесной палате для буйных, или, как мы её зовём, Клетке. Почти нет мебели, на окне решётка, стены и те мягкие, а дверь постоянно запирают снаружи. Обстановку ещё можно вынести, но скуку смертную – почти невозможно.

      На второй день я начинаю разговаривать с сестрой.

      – Когда уже тебе надоест? – нудит она. – Нам ведь здесь неплохо. К нам все хорошо относятся, никто не орёт и не смеётся. Что ещё тебе надо?

      – Я устала, – отвечаю я. – Не хочу жить больше. Не могу больше.

      – И почему? Что тебе не нравится? – и с небольшими изменениями мы повторяем диалог снова и снова.

      На третий день ко мне влетает Хриза.

      Она толкает дверь так, что та ударяется о косяк, путается в полах белого халата и чуть не падает. На её голове подобие атомного взрыва, зелёный шарфик наполовину развязан, а в глазах бесконечный энтузиазм. Ещё только первая половина дня, но от неё уже несёт кофе. А может, запах настолько въелся в её одежду, что не проходит вообще.

      Я всё ещё хочу самоубиться.

      – Ну что же ты, Эва, – начинает она. – Я думала, мы договорились.

      Мало ли, что она там думала.

      Хотя, ладно, в последний раз я пообещала ей, что не буду пытаться убить себя, но только потому, что хотела выйти из Клетки. Да и разве можно доверять обещаниям сумасшедшей? А здесь меня именно такой и считают.

      – Я думала, твои суицидальные проблемы закончились и можно будет начать работать с галлюцинациями, но теперь… – и она разводит руками.

      – Что теперь? – я смотрю, как сестра на цыпочках вьётся вокруг неё, заглядывает в лицо и усмехается.

      – Теперь придётся снова дорабатывать твою терапию. Есть лекарства… – она вытаскивает из кармана халата блокнот, из которого на пол тут же вылетает несколько бумажек.

      Позволяю мозгу отключиться. Слушать, как Хриза болтает о лечении, выше моих сил. Она могла бы зверушек разговорами усыплять, если бы стала ветеринаром. Но вместо этого пошла в психиатры и доработалась до врача в нашей экспериментальной больничке. Хотя видим мы её не слишком часто. А других врачей, кроме неё, у нас нет.

      Обычно Хриза предоставляет нас Птичнику и самим себе. Не то чтобы с нами было много проблем. Мне, Эде и Нику бывают нужны успокоительные, Ольга и Кит и так спокойны, а Принца можно вообще не трогать. Птичник контролирует нас, иногда призывая на помощь санитаров. Ну и запирает в палатах. Часто.

      В остальном мы просто живём. Как умеем.

      Мы же не виноваты, что получается как-то не очень.

      Хриза шевелит пальцами над моей головой, имитируя заботу.

      – Успокойся, не думай об этом.

      Она