Иуда. Татьяна Окоменюк

тетя Тоня, нянька баба Паша и Ольга Петровна шуршали подарочной бумагой и репетировали стихотворное поздравление.

      – Как только наши архаровцы улягутся, идем в медпункт. От греха подальше, Анечка там стол накроет, – шепотом сообщила повариха Ольге Петровне. – Она «наполеончик» испекла и наливочку сделала – пальчики оближешь.

      Наступил тихий час. Строго погрозив пальцем, воспитательница велела всем спать. Дети послушно улеглись на бок и закрыли глаза. Когда шаги Ольги Петровны стихли, Кешка повернулся лицом к Вадику.

      – Я знаю, кто твою медаль свистнул, – прошептал он.

      – Кто?

      – Повариха тетка Тонька.

      Спицын недоверчиво скривился:

      – Че ты опять брешешь?

      – Честное ленинское, – поклялся Кеша. – Сам видел сегодня, как она бросила ее в кастрюлю. Ту, в которой на полдник какао варится.

      Вадик вытаращил на него глаза.

      – Зачем?

      – Чтоб золото слезло. Она себе из него зубы сделает. У нее как раз двух не хватает.

      Спицын задумался.

      – Не веришь? Иди сам посмотри, – посоветовал Юдин. – Не бойся: там сейчас никого нет, все ушли в кабинет к врачихе.

      – А как я там медаль найду?

      – Очень просто: возьмешь круглый табурет, тот, что у пианинки стоит, подставишь его к плите, влезешь наверх, снимешь с кастрюли крышку и большим черпаком достанешь со дна свою медаль, если она окончательно не разварились.

      Несмотря на абсурдность услышанного, Вадик поднялся с кровати и босиком отправился в кухню. Какое-то время там было тихо. Мутным питоньим взглядом Кеша напряженно скользил по входной двери: ждал результатов авантюры. И дождался: из кухни донесся сильный грохот и одновременно с ним душераздирающий крик Вадика. От страха Кешка засунул голову под одеяло. Через мгновение на лестнице послышался топот ног и разноголосые крики: «Скорую!», «Как он сюда попал?», «Дай соду и подсолнечное масло!».

      Вскоре за окном завыла сирена неотложки, и по лестнице загрохотали новые шаги. Дети проснулись, но никто не рискнул встать с постели. Все сонно таращились друг на друга. Наконец в спальню влетела белая, как мел, Ольга Петровна. На ее левом ухе болтался носок капронового чулка, выбившийся из недавно еще пышной прически «тюльпан». Руки воспитательницы ходили ходуном. Она пересчитала лежащие на подушках головы с челочками-чубчиками, хотя и так было видно: пуста лишь одна кровать.

      – Дети, куда пошел Вадик? – спросила она прерывающимся голосом.

      – Не знааа-ем, – прошелестел неслаженный хор голосов.

      – Кеша, он же рядом с тобой лежал, ты не в курсе?

      – В туалет, наверное, – «предположил» он. – Не знаю, я спал.

      Ольга Петровна обессиленно упала на кровать Спицына. В спальне повисла напряженная тишина, прерванная появлением трясущейся от страха бабы Паши. Она присела рядом с воспитательницей и зашептала ей на ухо:

      – Оль, там из милиции тебя спрашивают и это… отец Вадика приехал. Злой,