Иуда. Татьяна Окоменюк

на внешнюю экзотичность, никаких патологий, кроме слабого (сорок процентов от нормы) зрения, за малышом замечено не было. Он был в меру подвижен, смышлен и любознателен. К трем годам обладал довольно большим словарным запасом, хорошей памятью, сноровкой и неуемной фантазией. Он все время что-то сочинял и выдумывал, за что его в «Малютке» прозвали Кешкой-Фантазером.

      Что касается зрения, то тут было над чем призадуматься. Улучшения доктора не обещали. Наоборот, прогнозировали ухудшение. Помочь же ребенку ничем не могли – слишком редкой и малоизученной была патология. Столь необычный дефект зрачка офтальмологи объясняли воспалительным процессом, произошедшим в организме матери в период внутриутробного развития плода. А значит, очки с толстыми линзами должны были стать его пожизненным атрибутом.

      Зная о намерениях Марины усыновить племянника, заведующая «Малютки» сказала ей при встрече:

      – В будущем году мы должны будем перевести Кешу в детский дом. Если вы не передумали, советую приступить к сбору документов. Процесс этот хлопотный и небыстрый.

      Приехав домой, Марина взяла мужа в оборот:

      – Иван, пора вплотную заняться усыновлением. Пока мы будем раскачиваться, пацан уже в школу пойдет. Не стоит Кешке знать, что мы ему не родители. Звони Матросовым, пусть подыскивают себе другую квартиру. Я возвращаюсь в Москву и начинаю ходить по инстанциям. К твоему приезду половина бумажных хлопот уже будет за спиной.

      Иван Петрович промямлил что-то невразумительное. Марина разозлилась:

      – Что ты блеешь? Тут мычи-не мычи, а здоровье твое не позволяет нам стать родителями. Не до старости же нам куковать в одиночестве?

      Последний аргумент был ударом ниже пояса, но именно он и решил судьбу сироты. К удивлению Ивана Петровича, процесс усыновления прошел как по маслу, и Новый 1956 год Кеша встречал уже в «собственной» семье. Ни фамилию, ни отчество менять ему не стали, оставили все как есть. Во-первых, Марина, по-прежнему, носила свою девичью фамилию, совпадавшую с Кешкиной, а во-вторых, общительный ребенок давно уже всем представлялся «Кентием Юлевичем Юдиным».

      Вскоре у Ивана Петровича появилась любовница, и он горько пожалел об усыновлении племянника жены. Жалел не зря, потому что, уйдя к своей молодой пассии, он не только оставил бывшей семье двушку в центре столицы, но и вынужден был выплачивать алименты чужому, раздражающему его мальчику.

      Марина горевала недолго. Особой любви к мужу она никогда не испытывала, а жизненный опыт подсказывал: если мужик твой уходит к зазнобе, еще неизвестно, кому повезло. В конце концов, Петрович удалился красиво, забрав с собой лишь чемодан с одеждой, картину «Ленин в Смольном», полученную в подарок от ленинградских коллег, да свой любимый письменный стол.

      Новоявленная мамаша отдала Кешку в детсад, объяснив ему, что Иван Петрович переехал от них в другой район и был ему вовсе не папой, а дядей. Настоящий же папа, герой-пограничник