Целуя девушек в снегу. Альберт Светлов

и подушку, скинул на кресло одёжку, и, что—то обиженно бухтя себе под нос, не реагируя на расспросы, завалился спать, справедливо считая, что, сегодня в пути, я бросил его одного.

      На следующий день состоялось бурное объяснение, но каждый остался при своём мнении, хотя в собственной правоте я и тогда был не уверен, и сейчас сомневаюсь. В самом деле, если уж и не удалось уговорить Ложкина перейти на бег, то следовало бы оставаться рядом с товарищем. Не помню, извинился ли я перед Веней в то утро, по—моему, нет. Часто в запале спора не удавалось справиться с азартом, охватывающим меня в подобные минуты, и безосновательным чувством собственной безусловной убеждённости, в связи с коей я, даже признавая в душе не полную свою правоту, продолжал тупо отстаивать принятую точку зрения. И, лишь какое—то время спустя оказывался способен, набравшись храбрости, признать излишнюю запальчивость и сомнительность своего поступка.

      Чем больше автобус приближался к городу, тем сильнее я испытывал внутреннюю неуверенность и дрожь в руках. Так случалось всегда, когда требовалось иметь дело с чужими людьми в незнакомой обстановке. Я долго не мог научиться, состроив морду кирпичом, открывать нужные двери с ноги, громко заявляя о своих интересах, как неподражаемо делал, к примеру, Ложкин, везде чувствовавший себя, словно рыба в воде. Постепенно мне и вовсе стало безразлично, происходящее за окном «Икаруса», я вяло реагировал на тычки локтями в спину, производимые соседями, протискивавшимися к выходу, и полностью сосредоточился на переживаниях, где не последнее место занимала периодически всплывающая коварная идейка: «А, может, ну её нафиг, эту учёбу. Доехать до вокзала, а потом вернуться домой?». И размышления о том, на что решиться, то ли всё—таки выйти у моста вместе с Ложкиным, то ли проехать до конечной, ни к чему не приводили. Не имея сил определиться, я болтался в салоне туда—сюда, в такт, то тормозящему, то набирающему скорость, автобусу. К счастью, панические соображения не учитывали фактор наличия Венечки, который ни в жизнь не позволил бы спутнику проехать мимо института, и запросто мог недрогнувшей рукой выдернуть непутёвого товарища из толпы и пинком отправить в сторону ВУЗа, приговаривая: «Ты совсем *банулся?»

      И тут, протолкавшись в мою сторону, Веня предупредил:

      – Готовься, следующая наша?

      – Как? Уже? – просипел я.

      – Что? – не понял Ложкин из—за шума движка и, повернувшись в сторону кабины водителя, крикнул:

      – За переездом притормозите, пожалуйста!

      Проехав ещё метров пятьсот, усталый желтобокий «Икарус» остановился, прошипел дверьми «Пшли вон!», и выплюнул на тротуар нас с Веней и двух девушек, оказавшихся моими вчерашними одноклассницами, Варёновой и Зудилиной. Я и не понял, когда они успели очутиться в одном с нами автобусе. Впрочем, занятый ностальжи мыслями на протяжении всего пути, я не особо интересовался творившимся