Монастырек и его окрестности. Пушкиногорский патерик. Константин Маркович Поповский

Валентины, насколько я могу судить, можно было разделить на две части – до крещения и после него.

      Как недавно крещеная, она допустила все ошибки неофитства: например, она все время кого-то учила, все время кого-то просвещала, все время кого-то обличала, все время требовала, чтобы все начинали немедленно ходить в церковь, читать святых отцов и просыпаться к ранней литургии.

      Вот типичная картинка того времени.

      Слышно цоканье подковок.

      В храме появляется Валентина.

      Ни на кого не глядя, грозно проходит, стуча подковками, к алтарю и громко и отчетливо говорит, ни к кому в особенности не обращаясь:

      – Мамона! Все погрязло в мамоне!.. Стыдно!

      Подождав немного, продолжает сквозь зубы, в том же духе:

      – Только и знаете, что копить да народ обманывать… Ну да погодите!.. Придет Сын Человеческий, тогда узнаете.

      Присутствующие с любопытством наблюдают. Сегодня день будний и не праздничный, поэтому народу почти никого.

      А Валентина, между тем, идет по храму и, остановившись у каждой иконы, крестится и говорит:

      – Избави, матушка от мздоимца имярек, всякий закон и правду преступающий.

      Или:

      – Святой имярек, изгони, отче, проклятую мамону своей силою и Божьей помощью.

      И так – у каждой иконы.

      Потом она поворачивается и, ни на кого не глядя, выходит из храма, вызывающе цокая каблучками.

      Проводив ее косыми взглядами, прихожанки переглядываются и со значением и пониманием вздыхают.

      Впрочем, случались и более серьезные стычки, когда Валю нес неофитский дух, и она, забывая, где находится, начинала громко говорить что-нибудь, обличая мамону и ее приспешников.

      – Тише, тише, – говорил, выходя из-за колонны, отец Фалафель. – Церковь все-таки, не рынок.

      – Ах, не рынок?– с ядовитой усмешкой спрашивала Валентина. – А вы не напомните мне случайно, на какой машине ездит сегодня наш игумен?

      – А вы случайно не забыли, что служба идет, а вы кричите, как будто вас режут, – говорил отец Фалафель, слегка повышая голос.

      – Я-то не забыла, – говорила Валентина, наступая на бедного отца Фалафеля. – А вот вы не забыли, что Спаситель пришел не для того, чтобы на иностранных машинах разъезжать?..

      – Да ведь, служба, – говорил отец Фалафель, разводя руками и не желая продолжать автомобильную тему. – Как же можно?

      – Женщина, давайте выйдите отсюда или ведите себя прилично, – вмешивалась одна прихожанка, которой надоело это пререкание, однако в эту самую минуту правая алтарная дверь отворялась и на свет показывался сам отец Нектарий. Увидев Валентину, он непроизвольно делал движение назад, в алтарь, но затем, скривившись, говорил:

      – Опять, значит, конфликтуем?

      Не слушая игумена, Валентина громко спрашивала:

      – Как же это вы такие хоромы отгрохали, что впору экскурсии водить? Хотите там гостиницу открыть?

      – Все для пользы человеческой, – говорил