Шкатулка Судного дня. Ричард Кадри

ему досталось столько же.

      – Дело плохо, Куп. По-настоящему плохо, – сказал детектив.

      Господи. Он даже знает его имя. Да уж, еще веселее эта ночка точно не станет.

      Абракадабратец в форме развернул Купа спиной и надел на него наручники. Развернул обратно, лицом к говорящему почтовому ящику. Коп нажал кнопку на мобильнике, и отвращение на его лице сменилось удивлением.

      – Да, – сказал детектив, – он тут. Даю ублюдка.

      Почтовый ящик прижал трубку к уху Купа. Несколько секунд он ничего не слышал, потом в трубке заговорили:

      – Куп? Это ты? Это Морти.

      Мортон Рамзи. Они были знакомы с шести лет. Купу не досталось никаких магических способностей, а вот Морти был прирожденным взломщиком: он мог открыть любой замок, окно или дверь. Проблема в том, что преступник из него был хреновый.

      А друг – еще хуже, честно говоря.

      – Прости, чувак, – сказал Морти, – они меня взяли вчера. Третий раз. Пришлось им кого-нибудь сдать. Не сердишься?

      Почтовый ящик забрал телефон и закончил звонок. Приподнял бровь.

      – Есть что сказать?

      – Ага, – ответил Куп, – ложись!

      Он несся сквозь деревья, шипя и хромая, прямо на них. Детектив обернулся и увидел беса – зубы оскалены, оставшиеся когти растопырены. Один из копов швырнул Купа лицом вниз на капот машины, и следующие несколько минут он слушал, как маленькая армия лучших солдат Лос-Анджелеса пытается оторвать беса от орущего детектива.

      «Ну хотя бы развлекся, – подумал Куп, – хотя меня и в этом обвинят».

      И все-таки, слыша звуки ударов, он не мог не улыбаться.

      Три

Восемнадцать месяцев спустя

      Из соображений преступной солидарности и собственной вины Морти оплатил Купу лучшего адвоката, которого мог себе позволить (если бы денег было чуть меньше, ему оставалось бы только заявиться в суд самому). Адвокат по имени Фертингтон не понравился Купу с первого взгляда. Он сразу заулыбался, а Куп не доверял юристам, которые слишком много улыбаются. «Улыбающиеся юристы – фаталисты, а ты – их фатум», – однажды сказал ему старый жулик. Глядя в глаза Фертингтону, Куп почувствовал себя кормом для акулы.

      Морти тщательно подбирал слова:

      – Может быть, это не фатализм. Может быть, это ирония.

      – О, это гораздо лучше. С иронией время течет быстрее.

      В результате Куп не отправился на электрический стул (не то чтобы он сильно этого хотел). Но судья оказался приятелем Белликозов и приговорил его к десяти годам строгого режима.

      Фертингтон улыбался, когда приставы уводили Купа из зала суда. Это был не фатализм и не ирония. Это была улыбка человека, которому не хватало ума понять, что пользы от него в зале суда не больше, чем от форели с нарушениями речи. Куп хотел что-нибудь крикнуть, но один из приставов заботливо ткнул его дубинкой в бок, заставив сложиться вдвое. Он спас Купа от пары лет, которые бы несомненно добавили к его сроку за «нападение». «Может быть, стоило нанять копа в адвокаты?» – размышлял Куп, лежа в тюремном фургоне и потирая больную почку.

      По