Добрый волк. Александр Содерберг

не о том, – перебил его Лееви. – Здесь что-то другое.

      Нависла пауза.

      – Мне пришлось тяжело в последние годы, – сказал Арон.

      Его бывший однополчанин тряхнул головой.

      – Нет, не то. Что случилось, Арон? Давай выкладывай.

      Гейслер поставил пустую чашку на скамью между ними.

      – Умерла одна женщина, – не сразу ответил он.

      – Красивая?

      Арон задумался.

      – Возможно, но не для меня.

      – Несчастный случай?

      На их языке это означало гибель от случайной пули.

      Гейслер покачал головой.

      – Нет.

      – Тогда что?

      – Я убил ее. – Арон коротко взглянул на Лееви. – Ножом, – пояснил он, словно для того, чтобы хоть как-то заполнить нависшую паузу.

      Ханнула прищурился.

      – Почему? – шепотом спросил он.

      Его друг подождал, пока стихнет гул самолета на взлетно-посадочной полосе.

      – Любовь Гектора, ее звали София. Она предала нас, работала на Ханке и дона Игнасио.

      Лееви недоверчиво посмотрел на приятеля.

      – И что теперь?

      Арон вздохнул.

      – Теперь я не так уверен, что поступил правильно. Мне может потребоваться твоя помощь, Лееви. Что, если Гектор узнает, что это сделал я?

      – А он не знает?

      – Ему известно только, что она умерла.

      Ханнула молчал, и его собеседник продолжил:

      – Я сам принял такое решение. – Он был вынужден сделать это.

      Но прежней уверенности в этих словах не чувствовалось.

      В этот момент затрещали динамики, и женский голос с французским акцентом объявил о начале посадки на рейс 480 до Лимы.

      8

      Прага – Стокгольм

      Самолет вырулил на взлетно-посадочную полосу, помчался, набирая скорость, под нарастающий гул моторов и оторвался от земли. Где-то под ногами Софии сложились шасси. Пока машина, разворачиваясь в северо-западном направлении, входила в облачный фронт, в иллюминаторе исчезала Прага.

      Бринкман боялась летать. Не то чтобы страдала фобией на этой почве, но в воздухе чувствовала беспокойство. Где-то она слышала, что это бессознательный страх.

      «Аэробус» поднимался в искрящееся солнцем голубое небо. Набрал высоту – и надпись на щитке с просьбой пристегнуть ремни погасла. Правда, София не спешила снимать свой ремень. От еды и напитков она отказалась. Через два с половиной часа самолет приземлился в залитом солнцем аэропорту Арланда.

      Очередь к стойкам паспортного контроля продвигалась медленно. Бринкман теребила пальцами страницы бордового паспорта, разглядывала фотографию в нем. Это и в самом деле была она – четыре года назад. Там же стояли ее настоящий персональный номер и имя.

      – Следующий.

      Полицейский за стеклом сделал ей знак, выставив три пальца. София шагнула за белую линию и протянула ему паспорт.

      Мужчина прочитал персональный номер, а потом вгляделся в ее лицо, просканировал страницу с фотографией и вернул документ.

      – Добро пожаловать домой.

      И в тот момент, когда Бринкман впервые за пять месяцев ступила на