Пьесы, ставшие фильмами. Валентин Азерников

А каковы ваши творческие задумки? Над чем вы собираетесь работать в текущем году?

      Николай Павлович. Над портретом моей жены.

      ПДП. Ну это слишком мелко для такого крупного мастера.

      Николай Павлович. А для Рембрандта Саския – не мелко?

      ПДП. Кто?

      Николай Павлович. Саския. Жена его.

      ПДП. Зачем сравнивать. У нас с вами, надо полагать, другие представления о предмете искусства.

      Николай Павлович. Хотите поссорить меня с Рембрандтом? У нас с ним одни представления.

      ПДП. Как это поссорить? Он же умер.

      Николай Павлович. Лишь в известном смысле.

      ПДП. Ну да, это конечно. Так как насчет планов? Могу я сказать, что вы собираетесь создать образ нашего современника?

      Николай Павлович. Пожалуй.

      ПДП. Вот это уже другое дело. (Лихорадочно пишет.) Человека, который активно участвует в строительстве новой жизни?

      Николай Павлович. Именно.

      ПДП. Так. А чем он вам дорог?

      Николай Павлович. Кто «он»?

      ПДП. Ваш герой нашего времени.

      Николай Павлович. Чем дорог? Всем.

      ПДП. А подробнее.

      Николай Павлович (поглядывая на Талину Аркадьевну). Каждой черточкой лица. Каждым жестом. Всем, что говорит. И тем, как говорит. Даже звуком голоса. Даже тем, что других, быть может, раздражает.

      Галина Аркадьевна. Перестань.

      ПДП. Спасибо. По-своему, очень красочно. И как-то волнительно. И чем-то даже проникновенно. Я только немного подредактирую – чтоб свежести придать.

      Николай Павлович. Придавайте. Только не простудитесь.

      ПДП. Заголовок статьи – «Саския в спецовке». Грандиозно! (Отходит, садится в кресло.)

      Галина Аркадьевна подходит к Николаю Павловичу.

      Галина Аркадьевна. Ну для кого ты это все?

      Николай Павлович. Для тебя.

      Галина Аркадьевна. А если мама слышала?

      Николай Павлович. Ну и что?

      Галина Аркадьевна. Вряд ли ей это приятно.

      Николай Павлович. А тебе?

      Галина Аркадьевна. Мне… Я как-то случайно услыхала, как Лида говорила с Игорем. Ну, всякие там слова. Всю ночь проплакала.

      Николай Павлович. Ревность?

      Галина Аркадьевна. Не знаю. Я чувствовала, что уже им не нужна, что даже мешаю. А признаться себе в этом не хотела. Нет, я, конечно, делала для них что могла, ломала свои привычки. А с комнатой… А, да что говорить…

      Изольда Тихоновна (встает, подходит). Николаша, ты знаешь, что я решила? Я отдам вам свою комнату; а сама перейду в маленькую.

      Николай Павлович. Что ты, ма, это совершенно лишнее. Нам хорошо и в моей.

      Изольда Тихоновна. Вам, может, и хорошо. А вот тебе – плохо. Ты же не один теперь в ней. Не спорь, я мать, я лучше знаю.

      Галина Аркадьевна. Но ведь мы тоже не дети малые, что же, у нас своего мнения быть не может?

      Изольда Тихоновна. Что вы такого видели в жизни, хотела бы я знать! Вы с мое поживите. Девчонка, вместо благодарности – спорит.