Дом, где взрываются сердца. Сергей Зверев

я могу позвонить и узнать, выжили вы?

      – Ну конечно. – Она полезла в сумку, вытащила белую, с золотым тиснением визитку. – Остатки былой роскоши. Докризисной. Сделал шеф на работе нам визитки, а через неделю уволил.

      – Возьмите мою, – в ответ он протянул свою визитку.

      – О, журналист, – улыбнулась она, бегло взглянув на нее в слабом желтом свете лампы под потолком.

      – Журналист.

      – Ну, до встречи, журналист, – улыбнулась она и легонько коснулась пальцами его груди. От этого прикосновения сердце куда-то провалилось, а потом заколотилось, как перегретый мотор. Это был жест прощания… и обещания новых встреч…

      Около автобусной остановки работал ларек. Около него ошивалась шумная компания подвыпивших злобных молокососов. Валдаеву стало неуютно от их оценивающих взглядов.

      – Э, а закурить, – вопросил один из шпанят, отделившийся от компании.

      Валдаев похлопал по карманам, вытащил пачку «Честерфильда».

      – У, круто, – причмокнул пацан, глядя на сигареты. – На всех, – сказал он, сграбастав штук пять сигарет. – Хорошие сигареты куришь, лысый…

      Валдаев со вздохом подумал, что блюсти собственное достоинство в такой ситуации слишком дорого. Внутри было тошнотно. Он находился сейчас во власти настроения этой гоп-компании, которая могла отметелить его, убить.

      Шпаненок залыбился криво, по-блатному, смачно схаркнул на асфальт и отчалил к своим. Что-то сказал им, они дружно уставились на Валдаева и опять-таки дружно заржали. Они будто были одним злобным существом, название которому шобла.

      Светлое настроение Валдаева, сложная гамма чувств в его душе – все было моментально изгажено. Будто черную кляксу посадили на белоснежное полотно. Ну что же, отметил Валдаев, мерзость и грязь города созданы для того, чтобы губить чувства. Нужно относиться к этому философски… Нужно ко всему относиться философски…

      С облегчением он увидел поворачивающий автобус.

      Поднялся на ступеньку. Перевел дух. Но отпечаток пакостности остался.

      Ночные улицы… Родное метро… Родная улица… Родной подъезд… Все, дома. Еще один бег по минному полю, а точнее, по ночной Москве позади. Жив и ладно.

      Он перевел дух и закрыл за собой тяжелую металлическую дверь.

      Зашел в прихожую. Скинул туфли. Шагнул в большую комнату. Включил свет. И застыл как вкопанный.

      Что его насторожило? Вроде бы все в порядке. Все как было. Но…

      Запах. Неуловимый. Где-то приятный. И вместе с тем затхлый. Откуда он? Показалось?

      Да нет, не показалось… И еще Валдаев ощутил чье-то постороннее присутствие. Кто-то здесь был…

* * *

      Понедельник у Валдаева выдался сумасшедший. С утра два часа он дожидался гонорара в «Мегаполис-экспресс». Еще полдня общался с психованным исследователем Бермудского треугольника – как он его исследует, не выезжая из Москвы, было непонятно. Потом отправил два письма в Оренбургскую область: одно – матери, другое – родному брату, председателю колхоза (или как они ныне называются). Затем выстоял очередь в сберкассу, через