Собиратели ракушек. Розамунда Пилчер

с тревогой посмотрела на нее, окликнула:

      – Мамочка?

      – До чего глупо. Мне как-то немного не по себе.

      – Может быть, глоток коньяка?

      Пенелопа слабо улыбнулась, закрыла глаза.

      – Прекрасная мысль.

      – Сейчас принесу.

      – Он стоит в…

      – Я знаю, где он стоит. – Оливия скинула свою сумку на пол, пододвинула скамейку. – Положи сюда ноги… сиди и не двигайся… я сейчас, в одно мгновение.

      Бутылка с коньяком стояла в буфете в столовой. Оливия достала ее, принесла в кухню, наполнила две лекарственные рюмки. Рука у нее дрожала. Горлышко бутылки звякнуло о край рюмки. Несколько капель пролилось на стол. Но это не имело значения. Ничего сейчас не имело значения, кроме мамочки и ее ненадежного сердца. Только бы не еще один инфаркт! Господи, только бы у нее не было еще одного инфаркта! С двумя рюмками Оливия вернулась в зимний сад.

      – Вот.

      Она вложила рюмку в руку матери. Обе молча сделали по нескольку глотков. От неразбавленного коньяка сразу стало теплее и покойнее. Пенелопа слабо улыбнулась:

      – Как ты думаешь, это старческая слабость – когда вдруг во что бы то ни стало нужно немедленно выпить глоток спиртного?

      – Вовсе нет. Мне тоже нужно было выпить.

      – Бедняжка моя. – Пенелопа отпила еще. Цвет возвращался к ее щекам. – Ну вот. А теперь расскажи мне все сначала.

      Оливия рассказала. Хотя рассказывать-то было почти нечего.

      – Ты его любила, – сказала Пенелопа, когда она замолчала, не спрашивая, а утверждая.

      – Да. За тот год он стал частью меня. Он оказал на меня такое сильное влияние, как никто за всю жизнь.

      – Тебе надо было выйти за него замуж.

      – Он этого и хотел. Но я не могла, мамочка, понимаешь? Не могла.

      – Очень жаль.

      – Не жалей. Мне так лучше.

      Пенелопа кивнула, соглашаясь.

      – А как Антония? Что с ней? Бедная девочка. Она присутствовала при этом?

      – Да.

      – Что с ней будет? Останется жить на Ивисе?

      – Нет. Это невозможно. Дом не был собственностью Космо. Антонии негде жить. Ее мать вышла замуж, живет на севере. И по-видимому, средств у нее нет.

      – Что же Антония собирается делать?

      – Возвращается в Англию. На той неделе. В Лондон. Пару дней погостит у меня. Хочет устроиться на работу.

      – Но она еще так молода. Сколько ей теперь?

      – Восемнадцать. Уже не ребенок.

      – Девочкой она была такая обаятельная.

      – Ты хотела бы с ней повидаться?

      – Даже очень.

      – А ты бы… – Оливия отпила еще глоток коньяка. Он обжег горло, разлился теплом в желудке, прибавил ей силы и храбрости. – Ты не хочешь, чтобы она погостила у тебя? Пожила бы месяц или два?

      – Почему ты спрашиваешь?

      – По нескольким причинам. Во-первых, я думаю, Антонии понадобится время, чтобы собраться с мыслями, осмотреться и решить, чем ей в жизни заняться. А во-вторых, Нэнси не дает мне покоя, говорит, что доктора не велят тебе после