Убей фюрера, Теодор. Анатолий Матвиенко

здесь отдыхаешь в увольнительной? Один?

      Тот в замешательстве.

      – Не, с парнями…

      – Тогда поспеши. Им очень плохо, нужна помощь, а от меня они её не принимают.

      Через сотню метров проверяюсь, глядя в зеркальную витрину. Тугоумный Гепард семенит на месте. Никак не решится – продолжить выполнение задания и висеть у меня на хвосте либо соединиться с Дюбелем. Ещё через пять минут я совершенно один. Для страховки проезжаю три остановки на трамвае, до почтового отделения на Баденшештрассе.

      «ТЁТЯ ЭЛЬЗА ОДНА ТЧК ПЛЕМЯННИКИ УЕХАЛИ».

      Заодно покупаю конверт и марку. Короткую записку чиркаю в подворотне, куда забрёл будто по ошибке. Перед почтовым ящиком проверяюсь трижды и внезапно игнорирую его, повинуясь безотчётному порыву. Только через полчаса рискую расстаться с конвертом. Там столь же безобидное послание. Мол, здоровье поправляется, по воскресеньям бабушка гуляет в Тиргартене, ближе к полудню.

      А я бреду по улицам Берлина, по шикарной Фридрихштрассе, сворачиваю на Таубенштрассе. В кармане уютно свернулись в трубочку рейхсмарки графа, могу зайти в ресторан средней руки… Но не решаюсь. После заточения в тюрьме и учебной казарме красивые витрины, хорошо одетые фройлян, сверкающие лаком авто доставляют настоящее наслаждение. Наконец, позволяю себе за три марки и одну карточку купить буханку в булочной на углу Биссингцайле. Жую всухомятку и млею от блаженства. Отвратительный хлеб в абверовской столовой, наполовину из отрубей и соломы, застревает поперёк горла.

      Холодает, но в казарму жуть как не хочется. Когда, наконец, переступаю порог Абверштелле, меня ждёт маленький триумф: телеграмма находит обер-лейтенанта, а команда Дюбеля понятия не имеет, откуда она отправлена.

      Эффект от второй эпистолы не проявляется столь быстро. Только через две недели обнаруживаю хвост в Тиргартене. Связан ли он с письмом – не знаю. Стряхиваю хвост осторожно. В моём понимании осторожность – это уход через подъезд, где выбираюсь на чердачный этаж и спускаюсь через другую лестницу с чёрного хода.

      Потом начинается полоса учений на выезде: прыжки с парашютом, работа на ключе, ночные кроссы и огневая. В очередной раз удаётся выбраться в Тиргартен, только когда в воздухе почуялось прикосновение апреля. На безлюдной алее, очень тихой в ясное воскресное утро, я вдруг слышу два басовитых слова по-русски. Для меня они звучат выстрелом, от которого подпрыгивает сердце.

      – Привет, Волга!

      Стараюсь не выдать волнения. Пробую контролировать дыхание и лихорадочно размышляю. У шпиона много имён и кличек. Но «Волга» – это казанское погоняло. Знают его только пацаны с нашей улицы и казанские сидельцы. Какого лешего Борька забыл в Тиргартене?

      – Через тридцать пять минут на углу Гётештрассе и Камерштрассе.

      Я даже не смотрю в его сторону, спокойным шагом направляюсь к выходу. Если однокашник здесь по невероятной случайности, что практически нереально, он потащится вслед. Связанный с какой-то