Темные воды Тибра. Михаил Попов

Что-то лопнуло под подошвой калиги. Всего лишь перезрелая смоква.

      – Луций Корнелий Сулла, я…

      – Я уже слышал, что ты Публий Вариний и что ты пропретор, – сказал лежавший на покрытом шкурой леопарда ложе молодой человек. Глаза его были закрыты, а в позе выражались расслабленность и умиротворение. Шумный визитер не произвел на него никакого впечатления.

      Консульский посланец ожидал несколько иной реакции на свое появление. У всего есть предел, даже у наглости. Не позднее как сегодня днем флот – тот, что должен был собрать этот сонный нахал, флот, груженный двумя тысячами апулийских всадников, – обязан был отплыть в Утику, к африканским берегам. Грудь гостя лопалась от возмущения, ярости и какого-то еще не вполне изъяснимого чувства.

      – Не позднее как сегодня днем…

      Лежавший открыл глаза – большие, голубые и, что было самое удивительное в этот момент, совершенно ясные.

      – Ты ведь прямо с корабля, Вариний, да? Ты прямо с корабля прискакал ко мне, не навестив родных; твой конь храпит у моих ворот.

      Так оно и было. Гай Марий не любил медлительности в подчиненных, квестор знал это, так что в его проницательности не было ничего сверхъестественного.

      – Я жду, что ты мне скажешь. Мне, консульскому посланцу.

      – Метробий, – громко позвал лежавший и тут же обратился к Варинию: – Ты удивишься, клянусь Гигией, нашей восхитительной богиней здоровья, я ждал твоего приезда и даже хорошо подготовился к встрече.

      В триклинум вбежал высокий стройный юноша лет шестнадцати, из тех, про кого этруски говорили: «мальчик из бальнеума» (о тайном и скверном смысле этих слов догадывайтесь сами). Сулла мягко улыбнулся, взглянув на него.

      – Горячи ли воды в моих термах, Метробий?

      – О да, господин.

      – Растерты ли благовония?

      – О да, господин.

      – Ну тогда иди и пришли сюда Семпрония с парой конюхов. Надо же как-то переправить этих жирных негодяев, изменивших мне с Бахусом, – рука Суллы лениво показала на лежавших, – из-за пиршественных столов на банные скамьи.

      Публий Вариний честно старался понять, что происходит и какова его собственная роль в этом спектакле, пора ли оскорбиться и вытащить из ножен меч или имеет смысл подождать.

      – Друг мой Вариний, – Сулла мягко вздохнул и потянулся, – согласись, было бы верхом неприличия не дать тебе после столь длительной дороги омыться.

      – Ты издеваешься надо мной?!

      – Боги тоже умеют гневаться, предупреждал Пиндар, а ты своими словами их сейчас гневишь. Где же это видано, чтобы приглашение в хорошо вытопленные термы, да еще в столь замечательной компании, могло означать желание оскорбить?

      – Но флот…

      – Неужели ты думаешь, что некому будет позаботиться о нем в те минуты, когда ты будешь сидеть в горячей благовонной ванне?

      – Я…

      – Ты Публий Вариний, это я