Отторжение. Катя Райт

встать с кровати, дойти до ванной, включить воду. Надо заставить себя идти в школу. Принимаю душ, взъерошиваю волосы. Не расчесываюсь – наплевать. Смотреть на свое отражение – это слишком, хотя никуда от этого не деться. Как-то даже раскроил себе руку, ударив по зеркалу в ванной кулаком. Здоровый осколок врезался тогда между костяшками пальцев, кровища хлестала, как из банки взболтанной колы. Мама перепугалась, прибежала, расплакалась и, конечно, подумала, что это было специально. Позвонила папе, в скорую. Отец сообщил психологу. И опять началось. Можно заменить зеркало в ванной. Можно заменить сколько хочешь зеркал, но себя не заменишь – только и делай потом, что объясняй, что не хотел причинить себе вред. Смотрю на свое отражение и морщусь. Влезаю в джинсы, натягиваю футболку, толстовку – и в школу.

      Потоки учеников в коридорах двигаются в обоих направлениях, но обтекают меня – как огонь не трогает яму заполненную водой. Иду к классу мимо радостного смеха одноклассников, мимо сплетен, шуток и косых взглядов. Нет, они направлены не на меня. Меня даже плечом случайно никто не заденет. Иногда хочется остановиться и посмотреть, пройдет ли поток насквозь. А иногда, кажется, физически ощущаю их ненависть и презрение. И глупо прятаться – это висит в воздухе, образует вокруг отталкивающий кокон. Не дает ни на минуту забыть, кто здесь чужой.

      Одноклассники мои сегодня как вареные. Даже передовые личности не стремятся бодриться. И тут вспоминаю – вчера был день рождения Тима Портера. Когда-то Портер страшно ненавидел меня за то, что мне доставалось все внимание. Сейчас у него все козыри и любители вечеринок. Сейчас у него все девушки выпускных классов школы Броаднек. И даже новенькая Рита Грейсон. У нее волосы такого необычного цвета – как перезревшая пшеница, выжженная солнцем. Портер, походу, на нее круто запал. Стоит, перешептывается со своими подхалимами, глаза косит на Грейсон, улыбается.

      На уроках делаю вид, что пишу, уткнувшись в тетрадь, но на самом деле, продумываю лестницу у макета здания суда. Там еще изогнутые перила и площадка, выложенная большими плитами. И еще фонтан, такой классический, круглый, трехъярусный. И еще надо разгрести кучу веток в ящике стола. Если их отшкурить и покрасить белой краской, получатся отличные деревья для сквера. Кроны можно сделать из мягкого поролона. А можно сделать зиму, и тогда не париться с листвой. Или набросать под деревья мелкие обрезки – тогда получится осень, бесцветная, монохромная. Все думают, что времена года – это цвет. Лето – десятки оттенков зеленого и клумбы, красные, голубые, бордовые. Весна – молодая зелень, бутоны и розовые лепестки. Осенью все заполняется желтым, багровым, оранжевым. На самом деле, любое время года можно изобразить белым. Можно обойтись совсем без цвета – и все равно будет понятно. Рисую схему лестницы и даже не замечаю, как заканчивается урок. Сейчас ученики вскочат, схватят тетради, сумки и потекут потоком по коридорам. Мимо меня, сквозь меня. Удивительно, как может измениться жизнь,