Седьмой круг ада. Игорь Яковлевич Болгарин

друзей он встал бы на ноги. Но кто заменит его?

      – Ты, – тихо сказал Дзержинский. – Более подходящей кандидатуры нет.

      – Та-ак, – протянул Фролов. И подумал: предчувствие не обмануло – все, что до этого говорил Феликс Эдмундович, впрямую касалось его…

      – Прежде чем предложить тебе это, я вспомнил и о том, что за спиной у тебя коммерческое училище, и как удачно закупал ты когда-то оружие, и как содержал типографию «Зерно», умудряясь издавать большевистскую литературу и зарабатывать при этом приличные деньги для партии.

      Фролов тоже вспомнил те времена, времена безоглядной молодости, которая не признавала ни колебаний, ни трудностей, и печально улыбнулся:

      – Когда это было!

      – Ты ведь неплохо говорил по-французски? – не то спросил, не то напомнил Дзержинский.

      – Давно не практиковался. Почти забыл… Франция!.. – Фролов снова улыбнулся каким-то своим воспоминаниям. – Весной в Киев приезжали иноземные журналисты. Французский еженедельник «Матэн» представлял такой импозантный толстячок Жапризо. Я попытался поговорить с ним по-французски. Только и вспомнил: аметье – дружба, же ву конфьенс – я доверяю вам и кель э вотр сантэ – как ваше здоровье…

      – Вспомнишь. Все, что знал, легко вспоминается. Я иногда ловлю себя на мысли, что забываю польский. Но стоит час-другой поговорить – и вспоминаю… – успокоил его Дзержинский. – Решай, Петр Тимофеевич. Это тот случай, когда по долгу службы не приказывают, а по праву дружбы не просят. Я мог бы сказать тебе, что это задание партии, но тогда у тебя не останется выбора…

      Они долго молчали, глядя в глаза друг другу.

      – Хорошо, – наконец сказал Фролов, сам удивляясь внезапному своему спокойствию, – я согласен. Но как это все будет выглядеть на деле?

      – Есть один вариант, который, надеюсь, тебя устроит. Среди твоих киевских знакомых, насколько я помню, был некто Лев Борисович Федотов… Помнишь такого?

      – Еще бы! Крупный ювелир, один из участников Киевского национального центра. По приговору ревтрибунала расстрелян.

      – Знал, – кивнул Дзержинский. – Вы тогда прислали к нам в ВЧК кипу долговых расписок, которые деникинская контрразведка выдала Федотову в обмен на деньги, золото, ценности…

      – А что нам было с ними делать?! – усмехнулся Фролов.

      – Вот и мы так подумали. И в свою очередь отправили их Борису Ивановичу Жданову…

      Дзержинский продолжал рассказывать, и Петр Тимофеевич, увлеченно слушая его, не знал, чему больше удивляться: неистощимой изобретательности старика Жданова или умению председателя ВЧК держать в памяти великое множество самых разных дел.

      Получив из Москвы расписки и другие денежные документы на имя Льва Борисовича Федотова, Жданов решил приспособить их в дело. В один из дней он опубликовал в нескольких французских газетах некролог о смерти в Киеве от рук чекистов своего вкладчика и компаньона Льва Борисовича Федотова. Из некролога помимо обычных – биографических и прочих – данных явствовало,