Печальная история братьев Гроссбарт. Джесс Буллингтон

затянул бы песню о том, что смелее им позволить до смерти себя замучить, только мы оба знаем, что это херня.

      – Странное все-таки дело. Похоже, кто-то там половину истории прослушал, а потом переврал, когда пересказывал. Она вроде как невеста Господня, но при том девственница. Девственница, которая с ослом в хлеву спит. А потом рожает сама себе мужа.

      Гегель фыркнул:

      – Присунул-таки в конце концов!

      – Ты за языком следи! – одернул его Манфрид и потянул себя за бороду. – Хватило бы тебе ума послушать, понял бы, как я все раскумекал.

      – А ты раскумекал, значит?

      – Вот именно! Смотри, можно подумать, будто Она не девственница, потому что у девственниц детей не бывает, иначе они не девственницы. Хрен Господень – все равно хрен. Да черт с ним, это, наверное, самый здоровый хрен, какой видел свет.

      Гегель откупорил бочонок, решив, что им потребуется священный напиток, чтобы разгадать эту загадку.

      – Но Она точно девственница. Ты погляди на нее! – Манфрид поднял повыше образ Святой Девы, который недавно вырезал (целый день он ждал малейшего повода похвастаться и посрамить образок брата).

      – Спору нет, – согласился Гегель и передал брату бочонок, чтобы лучше рассмотреть его работу.

      – И, стало быть, вот что я думаю. Приходит Господь со своим хреном и давай наяривать вокруг Марии, весь такой ласковый, чтоб ему от Нее тоже немножко ласки досталось. А Она ему с порога отказывает.

      – С чего бы Ей это делать?

      – Чтоб остаться чистой! Господь или просто мужик, Она знала, что нужно оставаться чище прочих, Ей быть вечно девственной, иначе была бы Она просто еще одной драной грешницей.

      Гегель уставился на резное изображение, размышляя над предположением брата.

      – И вот, значит, Господь разозлился, сильно разозлился, как у него заведено. И присунул Ей все равно.

      Манфрид отрыгнул.

      – Ну нет!

      – Ну да!

      – А он разве не мог… ну, не знаю… сделать так, чтоб Она захотела?

      – Он и пытался! Всему есть пределы, братец. Даже Господь не может заставить девицу захотеть ножки раздвинуть, хоть и может ее силой взять.

      – Бедная Мария.

      – Ты не жалей Ее, потому что Она ему отомстила. Сделала так, что сынок Господа получился самым сопливым, жалким и трусливым пиздюком за тысячу лет.

      Взгляд Гегеля затуманился от внезапного понимания.

      – Она это сделала из мести?

      – Хуже судьбы не придумаешь – получить такого сына. Потому Она и Святая, братец. Из всех, кого Господь испытывал и покарал, только Она ему отомстила, да еще похуже с ним обошлась, чем он с Ней. Потому Она за нас и заступается, что любит тех, кто дает отпор Господу больше, чем тех, кто перед ним на коленях ползает.

      – Вот это я понимаю. Но почему же Ее до сих пор зовут Девой?

      – Ну, все же знают, что если изнасиловали, это другое дело.

      – Другое?

      – Ага, это нужно захотеть. Это штука духовная.

      Гегель