Малыш. Жюль Верн

к своему сердцу, покрывает поцелуями. Он все молчит. Она плачет, на этот раз настоящими слезами, и восклицает:

      – Мой ребенок… это несчастное маленькое создание, просящее у меня милостыню!

      Это начинает волновать Сиба, и, хотя ему запрещено разговаривать, он все же не выдерживает.

      – Я ваш ребенок? – спрашивает он.

      – Молчи! – говорит тихонько мисс Уэстон. Затем продолжает громко: – Небо отняло его у меня в наказание и вот сегодня возвращает!

      Со всех концов зала послышался одобрительный шепот, в то время как Сиб нерешительно приближался к даме в трауре.

      Она произносит все эти отрывочные фразы среди рыданий, покрывая Сиба поцелуями, обливая его слезами. Никогда прежде Малыша так не ласкали, никогда не прижимали так к трепещущему сердцу! Никогда еще он не ощущал столь сильной материнской любви!

      Герцогиня, якобы услышав что-то, вдруг вскакивает.

      – Сиб, – кричит она – ты меня никогда больше не покинешь!..

      – Нет, мисс Анна!

      – Да замолчи же! – говорит она уже не так тихо, рискуя быть услышанной в зале.

      В это время дверь в хижину неожиданно отворяется, и на пороге показываются двое мужчин. Один из них – муж герцогини, другой – судебный следователь.

      – Возьмите этого ребенка, – говорит муж следователю. – Он принадлежит мне!

      – Нет, это не ваш сын! – отвечает герцогиня, притянув Сиба к себе.

      – Вы не мой папа! – восклицает мальчик.

      Пальцы мисс Уэстон так сильно сжимают ему руку, что он вскрикивает. Но крик этот приходится кстати и ничем не мешает ходу пьесы. Теперь герцогиня – это уже мать, защищающая своего ребенка, это львица, которая никому не отдаст своего детеныша!

      Да и сам львенок, принимающий все происходящее за правду, начинает давать отпор и, вырвавшись из рук схватившего его герцога, бежит к герцогине.

      – Ах, мисс Анна, – говорит он, – зачем же вы мне говорили, что вы не моя мама!..

      – Да замолчишь ли ты, несчастный! Молчи же! – зло шепчет она, тогда как герцог и судебный следователь замирают, совсем сбитые с толку.

      – Да, да, – продолжает тем временем Сиб, – вы моя мама… Я ведь говорил вам, мисс Анна, что вы моя настоящая мама!

      Зрители начинают догадываться, что этого в пьесе не было. Слышится шепот, смех. Некоторые шутки ради аплодируют. А между тем уместнее было бы плакать, так как бедный ребенок, думавший, что нашел свою мать в герцогине Кендальской, был достоин сожаления!

      Мисс Анна Уэстон почувствовала всю нелепость своего положения. Из-за кулис до нее уж доносились насмешки ее «добрых подруг»… Растерянная, измученная переживаниями, она почувствовала страшный прилив злобы. Виной всему был этот дурачок!.. О, в эту минуту она была готова разорвать его на части! Но тут силы ее покинули, и герцогиня Кендальская упала без чувств в тот момент, когда занавес опускался под безумный хохот зрителей…

      В ту же ночь мисс Анна Уэстон покинула город в сопровождении верной Элизы Корбетт. Она отказывалась от всех дальнейших выступлений, назначенных на той неделе, и выплачивала