Письма Никодима. Ян Добрачиньский

переливается цветными пятнами, в ней отражается небо – высокое и синее, золотое солнце, зелень гор, белизна домов, оранжевые скалы. Между этими пятнами медленно, подобно облакам, скользят треугольники парусов. Это рыбаки возвращаются с ночного лова. Может, и Он плывет в одной из лодок?

      Итак, я пришел в Галилею. Возможно, мне следовало это сделать раньше… Но с болезнью всегда так: с одной стороны, это зрелище отталкивает, так что хочется убежать как можно дальше, чтобы только этого не видеть, но с другой – что-то удерживает тебя при больном, словно ты прикован к его постели. Болезнь – это тысячи взлетов и падений. Бесконечная череда приливов вспыхивающей надежды и отливов энергии и воли к борьбе. Неожиданно, неизвестно для чего и откуда появляются симптомы, которые столько раз приносили улучшение. Руфь улыбается, ест, начинает трепетать навстречу жизни… Но вот опять неизвестно для чего и откуда черной тучей надвигается ухудшение. В такие минуты я смотрю на нее, – как она лежит приунывшая, молчаливая, грустная, угасшая, – и у меня опускаются руки. О, Адонай! мне хочется убежать на край света, только чтобы этого не видеть. Или закрыть глаза и забыть обо всем… Но что толку закрывать глаза? Когда я был ребенком, я так же боялся белого плаща, висевшего в темном углу комнаты. Тогда я зажмуривал веки, натягивал на голову одеяло – и привидения не видно. Но спать все равно невозможно, потому что знаешь, что оно там… Так и с болезнью Руфи… Часто, очень часто я зажмуриваю глаза – и не вижу ее грустных глаз, безучастного движения исхудавшей руки. Но я знаю, все равно знаю, что именно так она смотрит и именно этим жестом подзывает меня, только вдобавок презирая мое бессилие.

      Да, я не пришел к Нему раньше… Но, видишь ли, я предчувствую, что Он за врач. Я перевидал много докторов, которые требовали высокую плату за то, в чем они не могут помочь. Он же… не знаю, какой платы Он может потребовать от меня. Подозреваю, что Он может запросить больше, чем другие… Уже по первым словам, с которыми Он ко мне обратился… Но об этом чуть позже. Расскажу тебе по порядку обо всем, что произошло в течение последних нескольких месяцев.

      Зима была на исходе, а я все еще колебался: идти к Нему или нет. Наконец дожди прекратились, впереди замаячили Праздники. Я сказал себе, что Он наверняка прибудет в Иерусалим, поэтому нет нужды искать Его в Галилее. И Он, конечно, пришел. Но Его пребывание здесь было таким кратким, что я узнал об этом, когда Его уже и след простыл. Он прибыл с толпой галилейских богомольцев и с ними же ушел обратно. Здесь, в Иудее, Он не слишком решителен: возможно, опасается судьбы Иоанна. Своим Он доверяет, но храмовому окружению старается не вставать поперек дороги. Однако перед тем как отбыть, Он сотворил такое, о чем до сих пор говорит весь город. В самом деле, не понимаю, что Он за Человек! В Нем сочетаются осторожность и дерзость, рассудительность и в то же время склонность к безумствам. Вот послушай. Тебе известно, что в одной из наших Овечьих купален в Везефе ежегодно в дни Праздников происходит такое чудо: вода вдруг начинает бурлить и пениться, и тот больной, который первым успевает