Полосатый рейс (сборник). Виктор Конецкий

война.

      Демобилизованный после лазаретов по чистой, Сажин был направлен на работу в отдел народного образования.

      А еще через год, по настоятельному совету врачебной комиссии, которая нашла у него серьезный непорядок в легких, Сажин переехал на юг.

      – Послушай, товарищ Сажин, я вижу, последние годы тебя все по госпиталям таскали… – сказал Глушко, рассматривая документы.

      – Легкие подводят. Проклял я эти госпитали. От жизни отстал.

      – Мне про тебя писал Алексей Степанович, про то, что медики велели обязательно на юг… Подумаем, что можно для тебя сделать…

      Раздался стук в дверь. «Входи!» – крикнул Глушко, и в комнату вошел низкорослый человек в матросском суконном бушлате. Вид у матроса был устрашающий – выдвинутые вперед железные скулы и стальной подбородок, глубоко сидящие глаза и нависшие над ними густые, кустистые брови. Однако, при всем этом грозном обличье, матрос был, видимо, чем-то смущен.

      – А… пожаловал наконец сам товарищ Кочура, – саркастически приветствовал его Глушко. – Ну, спасибо, что забежал… мы и так и этак вызываем тебя – пропал куда-то директор. Фабрика есть, дым идет, а директора нету. Затерялся. Ну, ну… присаживайся, расскажи, как ты там с мировой буржуазией объяснялся?.. Да не стесняйся. Это наш человек – Сажин – бывайте знакомы… Ну, давай, Павло, по порядку…

      Глушко поворошил свою черную, пружинящую шевелюру, облокотился о стол и приготовился слушать. Приоткрылась дверь, в кабинет заглянул Беспощадный.

      – Что у тебя? – спросил Глушко. – Зайди.

      Беспощадный подошел к столу.

      – Прочти, товарищ Глушко, – это акт ревизии. Ничего там в Посредрабисе не случилось. Он петь, понимаешь, поехал учиться.

      – Спасибо. Можешь идти. Ну, так как было дело, Павло? – обратился Глушко к матросу.

      Матрос потянул носом воздух, вздохнул.

      – Был, конечно, разговор, товарищ Глушко, – сказал он. – Откуда мне было знать, кто он такой?..

      – Нет, ты давай по порядочку…

      – Ну, взяли мне в ВСНХ обратный билет. Оказалось, в международный вагон, двухместный купе, будь он неладен… Сел. Входит еще пассажир. Человек как человек. Поехали. Разговорились. Я, конечно, достал бутылку. Хорошо-ладно, говорим про то, про се. Он по-русски как мы с тобой, холера бы его взяла… Ну, зашел разговор про нэп.

      Вот он спрашивает – как вы, товарищ, думаете… Заметь, он меня товарищем, гад, называл… Как вы, товарищ, думаете, вот концессии берут в России иностранцы – это как, надолго?

      – А ты ему? – спросил Глушко.

      – А я ему говорю – по-моему, ни хрена не надолго. Пусть они только построят нам заводы, идиёты иностранные, мы им сейчас же по шее…

      – Ты, кажется, не про шею ему сказал? И насчет «ни хрена» тоже как-то иначе выразился?

      – Откуда ж мне было знать, кто он? С виду человек. И я же только сказал, что сам лично так думаю…

      – Это он с господином Пуанкаре разговорился, – повернулся к Сажину Глушко, – с крупнейшим капиталистом, который только