С Земли нельзя спрыгнуть. Ольга Зиновьевна Муравич

жить-поживать в радости и счастии». Ан нет, не тут-то было!

      Да, факты налицо, страхи имеются. Но если на них не глядеть, не посматривать в их сторону, а чем-нибудь тяжёленьким их ещё и привалить-придавить, то оно, вроде, как бы и ничего получается, жить-терпеть можно, менять что-то, шевелиться даже и не хочется.

      Ситуации разные случаются, опять же обстоятельства там, или люди какие появляются рядом, или что-то совсем уж чувствует человек: нет больше сил, терпения, тошно, страшно; как бы так сделать, чтоб не видеть всё это, не слышать, не думать об этом, перестать «умирать» от необходимости этот страх таскать в себе и, опять же, от страха глаза как можно дальше отвести в сторону. И тут человек из школьного курса анекдотологии вспоминает про страуса, который голову удачно умел ввинчивать в пески.

      Человек помнит: страус – птица большая, красивая, белая; шея у него длинная, позвонки на шее крепкие, и так легко и ловко он, страус, чуть только страшно, или, там, решение какое принимать надо, или (не дай Бог!) ответственность взять на себя и нести её куда-то, шеей, как штопором, действовать начинает, – голову в песочек быстренько и вкручивает. Ввинтился до влажной глубины почвы – хорошо, прохладно, ничего не видно, ни о чём думать не надо, скорее всего, всё это страшное-неприятное само как-то рассосётся или незаметно пронесётся, как на крыльях, мимо, а может, как ящерка, и пробежит-прошмыгнёт быстро по песочку.

      Человек, конечно, помнит, что в анекдоте финал не очень приятный (и даже детям «до 18-ти» рассказывать нельзя, чтобы не поранить души юные): что-то там кто-то с этой птицей сделал, но всё-таки – это в анекдоте, а в жизни-то, может, и обойдётся. «Не хочу, не могу, боюсь до ужаса, терпения моего и сил нет на это смотреть…», и голову – бац! – в песочек-то ввинчивать шеей и начинает. Забрался поглубже, разные там слои песчаные и прочие рассматривает, жизнь почвенных микроорганизмов изучает, глаза постепенно к темноте привыкают, и чувствует этот страусообразный человек, что ему уже и приятно, и о страхах он забыл, не видно их, встречаться с ними не надо. И уже уверенность появляется в нём, сила какая-то внутренняя, комфорт душевный.

      И тут начинается второе действие этого спектакля. Представьте себе: посреди песков эдакая геометрическая фигура возвышается, треугольник напоминающая. Проходящие-проезжающие смотрят-удивляются: что за сооружение, что за пустынно-парковая ландшафтная архитектура, что за новое слово в дизайне дикой природы?

      А фигура так расположена, что отверстие самое дальнее как раз вверх – наружу-то – и выставлено, и там, где у треугольника вершина соединяет гипотенузу с катетом, углубление открывается. «А-а, – думает путник, – это такие урны стильные: в это отверстие надо окурки и мусор складывать, или, считают другие, плевательницы это такие, дикорастущие, и плюют туда или, извините, вместо писсуара используют». А некоторые, особенно впечатлительные и сексуально невоспитанные-невоздержанные граждане, норовят вообще к этой геометрической конструкции сзади пристроиться