Земля. Перл С. Бак

это дело и впрямь может стать известно всей деревне. В конце концов, это его собственная плоть и кровь.

      Поведение дяди сейчас же изменилось, гнев бесследно исчез. Он улыбнулся и положил руку на плечо Ван Луна.

      – Ах, я знаю тебя: ты хороший малый, хороший малый, – сказал он ласково. – Твой старый дядя знает тебя. Ты мне как сын. Сын мой, немного серебра в эту жалкую старую руку, – скажем, десять монет или даже девять, и я мог бы начать переговоры со свахой. Да, ты прав. Пора, давно пора!

      Он вздохнул, покачал головой и взглянул на небо.

      Ван Лун поднял мотыгу и снова бросил ее на землю.

      – Пойдем домой, – сказал он коротко. – Я не ношу с собой серебра, словно какой-нибудь князь.

      И он зашагал вперед, в несказанном огорчении, что его доброе серебро, на которое он рассчитывал купить еще земли, должно перейти в руки его дяди, откуда оно выскользнет на игорный стол еще до наступления ночи.

      Он шагнул в дом, оттолкнул двух маленьких сыновей, которые голышом играли под теплыми лучами солнца у порога. Его дядя с показным добродушием обратился к детям и вынул откуда-то из своей смятой одежды по медной монетке для каждого ребенка. Он прижал к себе их толстые и блестящие тельца и, приложив нос к их нежным шейкам, понюхал загорелую кожу:

      – Ах вы, маленькие мужчины! – сказал он, обнимая их обоих с притворной любовью.

      Но Ван Лун не остановился и вошел в комнату, где он спал с женой и вторым ребенком. Там было очень темно. Так ему показалось, потому что он вошел со двора, где светило солнце, и кроме полосы света из квадратного отверстия окна он ничего не видел. Но запах теплой крови, который он так хорошо помнил, ударил ему в ноздри, и он сказал быстро:

      – Что такое? Разве твое время пришло?

      Голос жены ответил ему с постели, и он никогда еще не слышал, чтобы она говорила так тихо.

      – Все кончилось. На этот раз это только рабыня. Не стоит о ней говорить.

      Ван Лун стоял неподвижно. Несчастье поразило его. Девочка! Девочка была причиной беды в доме его дяди. А теперь и в его доме родилась девочка.

      Ничего не ответив, он подошел к стене, нащупал шероховатость, которой был отмечен тайник, и вынул комок земли. Порылся в маленькой кучке серебра и отсчитал девять монет.

      – Зачем ты берешь серебро? – вдруг спросила жена из темноты.

      – Приходится дать в долг дяде, – сказал он коротко.

      Сначала его жена ничего не ответила, а потом сказала по-своему, откровенно и мрачно:

      – Лучше не говори «дать в долг». У них в доме не берут взаймы. Там только принимают подарки.

      – Я это хорошо знаю, – отвечал Ван Лун с горечью. – Давать ему – все равно что резать свое тело, да еще ни за что ни про что, разве только за то, что мы одной крови.

      Выйдя на порог, он сунул деньги дяде и быстро зашагал обратно в поле. Там он принялся работать так, как будто хотел перевернуть землю до основания. Некоторое время он думал только о серебре, он видел, как его небрежно бросают на игорный стол, видел, как его загребает