Земля. Перл С. Бак

ловко своими трясущимися руками. И Ван Лун взял ее и надел на двух богов в храме Земли и зажег перед ними курильницу в честь Нового года. И для дома он тоже купил две красные свечи, чтобы зажечь их под Новый год перед изображением бога, которое было наклеено над столом в средней комнате.

      Ван Лун снова пошел в город и купил свиного сала и белого сахару, и жена растопила белое сало и взяла рисовую муку, смолотую из своего риса между двумя жерновами, к которым можно было припрягать быка, прибавила к муке сала и сахару и замесила сдобное новогоднее печенье, такое, какое пекли в доме Хванов.

      Когда печенье было разложено на столе рядами, готовое для посадки в печь, сердце Ван Луна переполнилось гордостью. Ни одна женщина в деревне не умела делать того, что сделала его жена, – испечь печенье, какое только богачи едят по праздникам. Часть печений она украсила красными ягодами и зелеными сухими сливами, уложив их так, что получились цветы и узоры.

      – Жалко их есть, – сказал Ван Лун.

      Старик не отходил от стола, радуясь, как ребенок, ярким краскам. Он сказал:

      – Позовем моего брата, твоего дядю, вместе с детьми – пускай они посмотрят!

      Но сытая жизнь сделала Ван Луна осторожным. Нельзя приглашать голодных людей смотреть на печенье.

      – Не годится глядеть на печенье до Нового года: это приносит несчастье, – ответил он поспешно.

      И жена, руки которой были перепачканы мукой и салом, сказала:

      – Это не для нас. Мы не так богаты, чтобы есть белый сахар и сало. Я пеку их для старой госпожи в большом доме. На второй день я возьму с собой ребенка и понесу ей в подарок печенье.

      В глазах Ван Луна печенье приобрело еще больший смысл. Он был польщен, что его жена войдет как гостья в большой зал, где когда-то он стоял так робко и в такой бедности, и понесет своего сына, одетого в красное, и печенье, сделанное из лучшей муки, сахара и сала.

      Все остальное на этот праздник Нового года потеряло всякое значение по сравнению с этим визитом. Примеряя новый халат из черной бумажной материи, он сказал только:

      – Я надену его, когда пойду провожать вас к воротам большого дома.

      В первый день Нового года он терпеливо перенес даже то, что дядя и соседи толпились в его доме, шумно поздравляя его отца и его самого, охмелевшие от еды и выпивки. Он сам уложил печенье в корзину, чтобы не угощать им простого народа, хотя ему было нелегко молчать, когда хвалили рассыпчатость и сладость простого белого печенья, и все время ему хотелось крикнуть: «Посмотрели бы вы на печенье, украшенное ягодами!» Но он промолчал, потому что больше всего на свете ему хотелось с достоинством войти в большой дом.

      И вот на второй день Нового года, когда женщины ходят в гости друг к другу, потому что мужчины хорошо угостились накануне, они встали на рассвете; женщина одела ребенка в красный халатик и в сшитые ею башмаки с тигровыми головами и надела ему на голову, гладко выбритую самим Ван Луном накануне Нового года, красную