Принцесса и Дракон. Литта Лински

есть. Принести? Я счел бы себя безмерно оскорбленным, если бы причиной моей смерти послужило банальное столовое серебро.

      – Не стоит беспокоиться. Я не планирую вас убивать.

      – Значит себя? А как же смертный грех самоубийства? Как же Пресвятая Дева? Боюсь, она не одобрит подобного самоуправства.

      – Она поймет! Должна понять – в голосе девушки сквозило сомнение и отчаяние.

      – Ну что же, тебе лучше знать божественное мнение на этот счет. Я, знаешь ли, не слишком сведущ в теологии. Так что не буду тебе мешать. Напротив, с удовольствием полюбуюсь. Только, будь добра, постарайся упасть на спину, чтобы Люсьен успел убрать твой труп до того, как кровь испачкает ковер и бросить в Сену. Он мне дорог, знаешь ли.

      – Кто? – вопрос вырвался сам собой. Разум Эмили отказывался постигать происходящее.

      – Не кто, а что, – спокойно поправил Арман – Мой ковер, разумеется. Я им очень дорожу. Люсьен, и уж тем более ваше мертвое тело не столь ценны для меня.

      Эмильенна отчаянно пыталась найти смысл в этом трагическом фарсе. Он смеется! Он забавляется! Он считает ее смерть отличным поводом поизощряться в остроумии. А впрочем, почему бы и нет? Почему бы ему не смеяться? Кто она для него, чтобы он пожалел о ней? Человек этот спокойно отправлял других на эшафот, почему же должен отступать от задуманного, чтобы не дать ей умереть? Надо быть мужественной и пройти все до конца. Не показать ему, как ей больно и страшно.

      Выдавив из себя принужденную улыбку, девушка ответила холодным тоном.

      – Может быть, позволите мне умереть в другой комнате, где нет ковров подобной ценности? Или прикажете самостоятельно броситься в Сену, дабы поберечь ковры и не затруднять Люсьена?

      – А ты молодец! Смелая девчонка! – в голосе Ламерти послышалось неподдельное восхищение. Он не ожидал, что девушка в такой ситуации способна поддержать шутку. За шутливым разговором, молодой человек подходил все ближе к Эмильенне, а ее замешательство и попытки понять его поведение, не позволили ей заметить сей тактический маневр. Очнулась она тогда, когда Арман подошел к ней вплотную и, резко схватив руку, сжимающую нож, спокойно вывернул тонкое запястье. Вскрикнув от острой боли, девушка выронила нож, а Ламерти отшвырнул его ногой в другой угол комнаты.

      – Вот и все, моя прелесть. Игры закончены. Не для того я натравливал на себя Парсена, чтобы ты в первый же день заколола себя кинжалом, как героиня пошлого романа. У меня на тебя совсем другие виды.

      После этих слов, Арман схватил девушку за плечи и грубо привлек к себе. На секунду ей удалось вырваться, и их взгляды встретились. И такая бесконечная боль, такое отчаяние было в голубых глазах бедной пленницы, что даже равнодушный к чужому горю Ламерти испытал что-то похожее на укол совести. Воспользовавшись его замешательством, Эмили в отчаянии прошептала:

      – Ну неужели нужно падать так низко? Многие женщины мечтали бы о вашей любви, я уверена. Зачем вам унижаться, вырывая любовь силой, у той, кто вас ненавидит?

      Жалость, которую было испытал к своей жертве Арман, после этих