Отцовский штурвал (сборник). Валерий Хайрюзов

выгнулась дугой, рука напряженно застыла на удилище.

      У Васьки от злости свело лицо, он нащупал под ногами булыжник и в самый последний момент, когда поплавок у Гриши пустился в плясовую, швырнул в воду камень.

      – А теперь – ходу, – выдохнул он.

      Они юркнули за кусты, легли на траву. Гриша выскочил на пригорок, повертел головой, что-то пробурчал под нос и вернулся на берег.

      – Это ему не на толевой, – тихо рассмеялся Косачев, – будет знать, как занимать чужое место.

      – Зря ты, он вроде бы мужик ничего.

      Васька приподнялся, выглянул из-за куста, затем повернулся к Сережке лицом.

      – Я тебе забыл рассказать. Тунгус, – он кивнул в сторону берега, – страшно боится одного летчика. Не веришь? Чтоб мне сдохнуть на этом месте! Сам на барахолке видел. Встретились они около пивнушки. Летчик уже хорошенький был. Гриша увидел его, хотел уйти. А летчик схватил его за рубаху и как закричит: «Ты чего, – говорит, – морда узкоглазая, от меня бегаешь? Думаешь, я забыл, как ты мне дырку сделал? Мы тебя, змею подколодную, пригрели, а ты за это пулю!» Тунгус ему что-то ответил, и летчик отпустил его. А зря. – Васька зло прищурил глаза.

      ПИЛОТ ХУДОРЕВСКИЙ

      К ноябрьским праздникам к Погодиным на своей машине прикатил в гости Худоревский.

      – Мишка! – всплеснула руками Анна. – Как это ты к нам надумал?

      – Так вы же не приедете сами, сильно гордые!

      – Вот и хорошо, что приехал, кстати, – улыбнулась Анна. – Мужики там кабанчика разделывают. Снимай свою парадную форму, иди помогай.

      Михаил поверх куртки натянул фуфайку, пошел во двор. В стайке утробно гудела паяльная лампа, густо несло паленой шерстью, дело подходило к концу.

      К вечеру у Погодиных собрались на жаренину. Ребятишки тоже рады гулянке. Чтоб взрослые не вытурили их на улицу, они сбились в углу возле патефона. Но скоро патефон был уже не в силах пробиться сквозь вязкую сеть застольного шума.

      Откуда-то появился баян. Погодин ожил, положив голову на корпус, перебрал клавиши, морщился – инструмент расстроен, но деваться некуда, надо играть, гости требуют. Свесив поседевшие редкие волосы, заиграл плясовую.

      Худоревский выскочил из-за стола, потянул за собой Анну.

      – Где уж мне, – рассмеялась Анна. – Отплясалась.

      Из угла выскочила Валька Зябликова, соседская девчонка, покружилась, помахала платком. Худоревский достал из кармана пятерку, сунул девчонке.

      – Ай да Валька, молодец! – хвалили за столом гости. – Придет время – Уланову перещеголяет.

      – А ну, Сережка, выйди, утри нос девчонке! – крикнул Худоревский.

      Сережка сначала отвернулся, потом неохотно шагнул на середину комнаты. Но, взглянув на отца, он подбоченился и пошел вприсядку, выбрасывая худые ноги, а взрослые в такт начинали прихлопывать. Снова выскочила Валька, замахала платком. Сережка тут же перестал плясать и пошел на свое место к патефону.

      – Э, да ты че, брат, девки сдрейфил? – закричал Худоревский. – А ну, еще сбацай!

      – Не