Стихотворения. Проза. Осип Мандельштам

—

      Слепая ласточка бросается к ногам

      С стигийской нежностью и веткою зеленой.

      Навстречу беженке спешит толпа теней,

      Товарку новую встречая причитаньем,

      И руки слабые ломают перед ней

      С недоумением и робким упованьем.

      Кто держит зеркальце, кто баночку духов,

      Душа ведь – женщина, ей нравятся безделки! —

      И лес безлиственный прозрачных голосов

      Сухие жалобы кропят, как дождик мелкий.

      И в нежной сутолке, не зная, что начать,

      Душа не узнает прозрачныя дубравы,

      Дохнет на зеркало и медлит передать

      Лепешку медную с туманной переправы.

      * * *

      Я слово позабыл, что я хотел сказать.

      Слепая ласточка в чертог теней вернется

      На крыльях срезанных, с прозрачными играть.

      В беспамятстве ночная песнь поется.

      Не слышно птиц. Бессмертник не цветет.

      Прозрачны гривы табуна ночного.

      В сухой реке пустой челнок плывет.

      Среди кузнечиков беспамятствует слово.

      И медленно растет, как бы шатер иль храм:

      То вдруг прокинется безумной Антигоной,

      То мертвой ласточкой бросается к ногам,

      С стигийской нежностью и веткою зеленой.

      О, если бы вернуть и зрячих пальцев стыд,

      И выпуклую радость узнаванья:

      Я так боюсь рыданья аонид,

      Тумана, звона и зиянья!

      А смертным власть дана любить и узнавать,

      Для них и звук в персты прольется!

      Но я забыл, что я хочу сказать, —

      И мысль бесплотная в чертог теней вернется.

      Всё не о том прозрачная твердит,

      Всё – ласточка, подружка, Антигона…

      А на губах, как черный лед, горит

      Стигийского воспоминанье звона.

      * * *

      В Петербурге мы сойдемся снова,

      Словно солнце мы похоронили в нем,

      И блаженное, бессмысленное слово

      В первый раз произнесем.

      В черном бархате советской ночи,

      В бархате всемирной пустоты,

      Всё поют блаженных жен родные очи,

      Всё цветут бессмертные цветы.

      Дикой кошкой горбится столица,

      На мосту патруль стоит,

      Только злой мотор во мгле промчится

      И кукушкой прокричит.

      Мне не надо пропуска ночного,

      Часовых я не боюсь:

      За блаженное, бессмысленное слово

      Я в ночи советской помолюсь.

      Слышу легкий театральный шорох

      И девическое «ах» —

      И бессмертных роз огромный ворох

      У Киприды на руках.

      У костра мы греемся от скуки,

      Может быть, века пройдут,

      И блаженных жен родные руки

      Легкий пепел соберут.

      Где-то хоры сладкие Орфея

      И родные темные зрачки,

      И на грядки кресел с галереи

      Падают афиши-голубки.

      Что ж, гаси, пожалуй, наши свечи,

      В черном бархате всемирной пустоты

      Всё поют блаженных жен крутые плечи,

      А