Стихотворения. Проза. Осип Мандельштам

черною Невой,

      Двенадцать месяцев поют о смертном часе,

      Струится в воздухе лед бледно-голубой.

      Декабрь торжественный струит свое дыханье,

      Как будто в комнате тяжелая Нева.

      Нет, не Соломинка – Лигейя, умиранье, —

      Я научился вам, блаженные слова.

      II

      Я научился вам, блаженные слова:

      Ленор, Соломинка, Лигейя, Серафита.

      В огромной комнате тяжелая Нева,

      И голубая кровь струится из гранита.

      Декабрь торжественный сияет над Невой.

      Двенадцать месяцев поют о смертном часе.

      Нет, не Соломинка в торжественном атласе

      Вкушает медленный томительный покой.

      В моей крови живет декабрьская Лигейя,

      Чья в саркофаге спит блаженная любовь.

      А та – Соломинка, быть может – Саломея,

      Убита жалостью и не вернется вновь.

      Декабрист

      – Тому свидетельство языческий сенат —

      Сии дела не умирают! —

      Он раскурил чубук и запахнул халат,

      А рядом в шахматы играют.

      Честолюбивый сон он променял на сруб

      В глухом урочище Сибири,

      И вычурный чубук у ядовитых губ,

      Сказавших правду в скорбном мире.

      Шумели в первый раз германские дубы.

      Европа плакала в тенетах.

      Квадриги черные вставали на дыбы

      На триумфальных поворотах.

      Бывало, голубой в стаканах пунш горит.

      С широким шумом самовара

      Подруга рейнская тихонько говорит,

      Вольнолюбивая гитара.

      – Еще волнуются живые голоса

      О сладкой вольности гражданства!

      Но жертвы не хотят слепые небеса:

      Вернее труд и постоянство.

      Всё перепуталось, и некому сказать,

      Что, постепенно холодея,

      Всё перепуталось, и сладко повторять:

      Россия, Лета, Лорелея.

      * * *

      Золотистого меда струя из бутылки текла

      Так тягуче и долго, что молвить хозяйка

                                                                         успела:

      – Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба

                                                                         занесла,

      Мы совсем не скучаем, – и через плечо

                                                                         поглядела.

      Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни

      Сторожа и собаки, – идешь, никого

                                                            не заметишь.

      Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни:

      Далеко в шалаше голоса – не поймешь,

                                                            не ответишь.

      После чаю мы вышли в огромный коричневый

                                                                              сад,

      Как ресницы, на окнах опущены темные

                                                                              шторы.

      Мимо