Гранит науки и немного любви. Ольга Романовская

стою перед ним голой, да еще в бесстыдной позе. И ведь глазами не раздевает, хотя проявил интерес к формам, как любой мужчина на его месте, но мимолетный.

      – Так дело не пойдет, – решительно заявил магистр Лазавей. Ему почему-то не понравились мои босые ноги. – Ночная рубашка не лучшая одежда для Оморона.

      – А я сюда не рвалась, – насупившись, отвернулась и тут же дернулась, когда мужские пальцы коснулись бедра.

      Судорожно сглотнула и задержала дыхание, отгоняя крамольные мысли. Не станет же он при свидетелях!.. Разумеется, не стал. Магистр, не обращая внимания на подколки и возражения, намазал тело тем самым составом, который дал Липнер. Проделал все быстро, ловко и нормы приличия не перешел: выше положенного подол не задирал, вырез рубашки не трогал.

      – Остальное сами. Держите! – Маг всучил в руки баночку с мазью.

      Затем наклонился и извлек из свертка одежду, максимально закрывавшую тело. Спасибо, позаботились, не оставили позориться.

      Магистр Лазавей отошел, походя укрыв меня колышущейся непрозрачной стеной от глаз наблюдателей.

      Воспользовавшись обстоятельствами, переоделась.

      Надо же, Осунта белье прихватила! А вот такие платье и платок я бы не надела, но тут не до капризов: в ночной рубашке не походишь! Последнюю тщательно свернула и маялась, не зная, куда девать. В руках нести?

      А ноги до сих пор босые: доставить обувь магистр не озаботилась.

      Пелена дрогнула и рухнула.

      Маги придирчиво оглядели меня, велели Юлиане забрать рубашку и поделиться запасными туфлями.

      – В ближайшем городе оденем всех по оморонской моде, – пообещала Осунта Тшольке. – Потерпите!

      Туфли оказались велики, поэтому я задерживала спутников, плелась еле-еле, опасаясь споткнуться или вовсе потерять обувь.

      Чувствовала себя погано. Во-первых, разлучили с родными. Во-вторых, я никуда не желала идти. В-третьих, в гроб краше кладут. Такое воронье гнездо на голове! Только платком и прикрывать.

      Солнце тут горяченное, без мази точно бы в рака превратилась. Кожа шелушится и чешется: обгорела все-таки.

      Видимо, устав дожидаться плетущуюся в хвосте студентку со страдальческим выражением лица, магистр Лазавей подхватил меня в охапку. Между нами завязалась интеллектуальная беседа о правах преподавателей и законности их методов. Пару раз казалось, маг не выдержит, бросит на камни.

      – Так нужно, – в который раз повторил магистр. – Вы подали идею, неглупы, идеально подойдете. Хватит, Агния, не действуйте мне на нервы!

      Ладно, помолчу, но к этой теме мы еще вернемся в кабинете ректора, когда выберемся отсюда.

      Не желая, чтобы коллега надрывался, таская мое бренное тело, Осунта соорудила что-то вроде гамака из переплетения синих прозрачных нитей и велела сесть в него. Магистр Лазавей облегченно вздохнул: устал и нести, и слушать. Я, конечно, хороша! Он виноват, но перемещение измотало, выжало до нитки.

      Гамак плыл за спинами магов, подпитываемый тоненькой ниточкой от левой руки магистра Тшольке.