Гранит науки и немного любви. Ольга Романовская

учить жизнеописания великих магов. Некоторые истории оказались забавными, вроде повести о Златокудрой Пузане. Хихикнула, представив, как она залезает на метлу – в моем представлении ведьма обязана летать. Колдунья пугала врагов несравненной красотой – следствием любви к тортикам. Деревенские фамилии от кличек происходят, а Пузана – явно не славное аристократическое имя. Жестоко, конечно, так с девушкой, но, видно, талия была необъятная. А Златокудрая… Какое же колдунье дали имя, если она предпочла его сменить?

      Прославилась Златокудрая Пузана тем, что спасла один из городов Златории от дракона. Заговорила зубы и убила. Женское коварство хуже проклятия. Наплела наверняка, будто сирота, боится такого сильного красивого дракона, но жутко мечтает познакомиться. Животинка-то пасть и открыла. Кто ж примет колобок с косой за колдунью? Я бы тоже не догадалась, как и бедный дракон. Теперь его скелет хранился в академии. Нужно сходить посмотреть.

      Остальные маги боролись с нечистью, религией и местными властями обычными методами. Все поголовно умные, великие и неповторимые. Видимо, иных из истории вычеркивали, то есть подавляющее большинство. Оно и понятно: какой пример может подать молодежи обычный деревенский колдун? Что у него за жизнь? Так, одна рутина.

      Со скуки рассматривала лица, пытаясь понять, кто откуда. Вот южане: у них характерные выдающиеся подбородки. У других волосы особым образом заплетены – не златорцы. У меня глаз наметанный: натренировалась на ярмарке, чтобы с товаром не обманули. Продает, скажем, купец ткань, якобы сестра ткала. У нас и шерсти такой нет, а сам продавец – златорец златорцем. Вот и попался на вранье, цену сразу сбил.

      Наконец студентов начали строить по факультетам. Декан выкрикивал имена, вызывая счастливчиков. Делал все медленно, со вкусом, зачем-то заглядывая каждому в глаза. Цепочка из счастливых и гордых мордашек тянулась к крыльцу, получать студенческие значки. Я не торопилась: на всех хватит.

      Внезапно раздался резкий хлопок, и двор академии заволокло едким туманом. Кто-то пронзительно завизжал, и толпа кинулась врассыпную, грозя снести ограду.

      Молилась, чтобы не сломались каблуки. Если упаду – конец, затопчут. Глаза слезились, горло резало наждаком.

      – Стоять! – разнесся над двором властный голос госпожи Осунты. – Всем оставаться на местах и не малодушничать!

      Легко сказать, когда там, где предположительно стоял ректор, снова что-то полыхнуло, прорвавшись оранжевыми сполохами сквозь сгущающийся черный дым. Теперь я понимала, это вовсе не туман.

      Барабанные перепонки грозили лопнуть от новых взрывов.

      Воспользовавшись тем, что больше никто никуда не бежал, плюхнулась на брусчатку и сняла туфли. У земли дышалось легче, многие последовали моему примеру, растянулись кто на траве, кто на булыжниках. Я тоже легла, со страхом наблюдая за пляской шаровых молний. Они с шипением носились взад-вперед над нашими головами. Сердце ушло в пятки, когда одна такая замерла над лицом.

      На миг показалось: вот она, смерть,