Мои дорогие мальчики. Лена Добужинская

– самое время было поверить в Бога.

      Еще одно кулинарное чудо – пирог с визигой! Но это было так необычно, что удивительный вкус этого пирога я, пожалуй, предать словами не сумею. Пирогом угощали всех соседей, даже горьких пьяниц, без разбора. Потому что – Пасха! И каждому должен достаться кусочек радости.

      Справа от меня, тоже за стенкой, жила Прасковья Спиридоновна, лет 75-ти. А с двадцати лет она болела послеродовой депрессией. И с частыми приступами болезни именно я получала от нее по полной программе. Почему-то по ночам она передвигала мебель. Уму непостижимо как она, субтильная женщина, умудрялась делать это! Мы с Димочкой, конечно, не спали и гадали: что же такое происходит у нас за стенкой? Утром выяснялось, что делается все в отместку нам, потому что мы стучим в ее стену тяжелыми предметами. А мы сначала спали как сурки, а когда у соседки справа начиналась перестановка мебели, сидели тихо как мыши.

      Рядом с Прасковьей поселилась семейная пара. Он был сапожник, со всеми вытекающими последствиями. По выходным его жена бегала за ним с огромным кухонным ножом с намерением убить и, думаю, сделала бы это, если бы не соседи. Они совершенно всерьез воспринимали происходящее, толпой бегали за «сапожниками», пытаясь убийства не допустить. Потом кто-нибудь звонил в милицию. Милиция приходила минут через пять (она находилась в соседнем доме). Жена сапожника умоляла милиционера мужа не забирать, давала ему денег, и спектакль благополучно завершался счастливым концом.

      Нинка, сорокалетняя старая дева, женщина некрасивой наружности и дрянного характера, много лет состояла на учете в психоневрологическом диспансере и вела себя соответственно. Она никогда не улыбалась, была злобной, грубой, разговаривала исключительно матом, и поэтому мой Димочка не всегда мог ее понять.

      Вот в таком окружении рос и воспитывался мой сыночек, и я до сих пор иногда удивляюсь, как это он вырос умным, интеллигентным и добрым человеком.

      И только с одной совершенно замечательной женщиной, моей дорогой Ритой, мы крепко дружили, вдвоем держали круговую оборону, поддерживали друг друга как могли и сохранили наши нежные отношения до сих пор.

      Жила она с дочкой, которая была ее постоянной заботой и несчастьем. Оля была неуправляемая, взбалмошная, уже в 13 лет напропалую гуляла с мальчиками подозрительного поведения. Мы с Ритой предполагали, что она с ними спала. Домой приходила к утру, если приходила вообще. Позже все наши печальные предположения подтвердились. Оля рано забеременела, потом оказалась в тюрьме, где и родила девочку. В графе «отец» – прочерк. В конце концов, в возрасте 25-ти лет погибла, выбросилась из окна.

      Бедная моя Рита! Внучку воспитала замечательную, как и следовало ожидать.

      Димочка Риту очень любил, как и она его. Когда мне надо было уйти, я могла спокойно оставить ребенка на Ритином попечении, и ей это было только в радость.

      – Тетя Рита, а у вас есть макароны по-флотски?

      – Конечно, есть. Тебе дать сейчас?

      – Да.