Красавчик. Л. Кормчий

всему темному миру Петербурга. Знали его не только как опытного вора, но и как отчаянного ножовщика. Сашку боялись, перед Сашкой благоговели все его собратья. Сашка-Барин, кроме того, всегда отлично одевался, носил на пальцах дорогие перстни и от него пахло хорошими духами.

      К Крысе Сашка-Барин частенько наведывался, чтобы сбыть кое-что из краденого. Держался он при этом как настоящий барин, приводя в восхищение несчастных ребятишек. После его ухода по углам квартиры долго велись разговоры о нем, и каждый из питомцев Крысы надеялся, что со временем займет в свете положение не хуже Сашки-Барина.

      Сашка и тот обратил как-то внимание на необычное прозвище Мишки. Кличка и ему показалась забавной.

      – Красавчик? А что это у вас за Красавчик появился? Этот? Ха… ха!.. – разразился смехом Сашка, вертя перед собой смущенного мальчугана.

      При этом присутствовал Митька. Он недолюбливал Сашку и не благоговел перед ним, как другие. В лице Сашки-Барина он видел какого-то выскочку, опасного соперника на пути к воровской славе, к которой Митька стремился всей душой. Когда Сашка заходил к Крысе, Митька не вылезал из своего угла, наблюдая со злобой, как бесцеремонно держится Сашка. «Форсит», – думал Митька и злился и завидовал Барину. Насмешка над Красавчиком кольнула его. Ведь что бы там ни было, а Красавчик был «своим». Если Барин над ним издевается, то значит, и всех задевает. Митька вспыхнул.

      – Чего пристал, Барин? – выходя на середину комнаты, вызывающе бросил он.

      Это было верхом дерзости. Мальчишки, смеявшиеся вместе с Барином, замерли. Сашка и тот опешил.

      Митька, с трудом сдерживая волнение, подошел к Красавчику и оттолкнул его в сторону.

      – Уйди.

      – А ты откуда взялся? – сердито-изумленно спросил Сашка.

      – А оттуда, – указал Митька на угол, из которого только что вышел.

      Глаза Митьки сверкали из-под нахмуренных бровей. Лицо горело. Всей позой он выражал дерзкий, отважный вызов.

      – А, Шманала! – узнал Сашка и покраснел вдруг от досады. – Ты это чего?..

      Он шагнул к Митьке, желая расправиться с ним. Митька не отступил. Только злее и решительнее стал его взор, да правая рука скользнула к левому боку, где у него всегда имелся небольшой финский нож. Сашка заметил это движение и остановился.

      – Ишь ты какой! – свистнул он и уже без досады, а с любопытством посмотрел на Красавчика.

      – Да, такой! Подойдешь – перо[3] в бок пущу, – и видно было, что Митька не шутит: всем обликом своим он напоминал дикую кошку, готовую броситься на врага. В глазах Сашки зажегся огонек восхищения. Он одобрительно усмехнулся.

      – Молодец, Шманала, люблю таких! Толк выйдет из тебя… Только не подумай, грехом, что слабо́ мне стало: не твоему чета перья ходили на меня… А молодец ты – это правда. Понравился ты мне… Всегда так действуй.

      – У тебя не спрошусь, как действовать! – отрезал Митька, отходя от Сашки с угрюмым, хмурым видом. Возбуждение у него проходило вместе с тем, как противник оценил его.

3

Перо́ – финский нож, кинжал (жарг.).