Последнее плавание капитана Эриксона. Игорь Болгарин

камни. Посмотришь, много ли у них хлеба, – продолжил он. – Они думают, революция даст им хлеб. Все ли они знают, что хлеб родится в поле? И его еще надо вырастить. А это очень нелегкая работа. И камни тут ни к чему. Просто, надо работать – в жару и в стужу, до седьмого пота, до кровавых мозолей… Ты была молодая, глупенькая, многого не понимала. Тебе это простительно. Надеюсь, теперь, с возрастом, ты уже многое поняла. В жизни все просто: надо идти и идти. Если не будешь жалеть сил – придешь. И тогда тебе не придется спать на скамейке и расплачиваться своим телом за кров.

      Он смолк. Он сказал все, что хотел сказать: может быть, ей, но, скорее всего, самому себе. И протянул руку за чашкой. Но Элен уже здесь не было. Она ушла, вероятно, тогда, когда в рубке появился рулевой.

      Обернувшись, Эриксон увидел его, всегда спокойного, молчаливого. Тот положил руки на штурвал и легонько отодвинул капитана.

      Была уже ночь. Луна еще не взошла, и небо было усеяно крупными звездами. Такие нечасто увидишь в здешних широтах. Ветер затих, и они неторопливо плыли по черной воде.

      15

      Эриксон проснулся оттого, что его тряс за плечо Ларсен.

      – Проснитесь, капитан!

      – Ну что еще? – сердито спросил Эриксон, но быстро вскочил. Видимо, недавно прикорнул и спать не собирался, потому что был одет. – Что случилось?

      – Там… что-то… непонятное… – бормотал журналист, лицо у него было испуганное.

      Опережая Ларсена, Эриксон торопливо взбежал на мостик. Уже светало. По воде стелился жидкий туман. «Эскильстуна», слегка покачиваясь на тихих волнах, двигалась на самом малом ходу.

      Рулевой показал вдаль на какой-то большой темный и странный предмет. Он тихо плыл по воде, и туман мешал хорошо его рассмотреть.

      – Что оно? – размышляя, проворчал рулевой. – Для дельфина великовато. Больше похоже на мертвого кита. Да только откуда здесь возьмется кит?

      Все трое, они с замиранием вглядывались и прислушивались: оттуда доносились только сварливые крики чаек.

      – Действительно, что это может быть? – озадаченным шепотом буркнул Эриксон.

      – Я и говорю… непонятно… – ответил рулевой, тоже шепотом.

      «Эскильстуна» и этот странный предмет медленно сближались. Над ним носилась и истошно кричала стая чаек, и больше ничего не было слышно, никаких других звуков. Эриксон поставил рукоятку телеграфа на «стоп», но пароход по инерции все еще продолжал двигаться.

      – Похоже на плот… или на притопленный катер, – осторожно предположил Ларсен.

      И вдруг как-то сразу, после какого-то легкого дуновения ветерка, словно сдвинулась в сторону белесая кисея, им открылась странная и страшная картина… На них медленно надвигалась полузатонувшая подводная лодка, ее печально покачивала на своих волнах балтийская вода. Над волнами торчала только верхушка рубки, носовая часть и ствол орудия. Лодка была разбита и безжизненна, но все еще продолжала сопротивляться. Откуда-то из ее глубин иногда вдруг с гулким бурлением вырывались мощные пузыри и с шумом лопались