Мой друг Роллинзон. Уильям Кьюл

о таких пустяках. Собрав палки и мячи в сумку и поручив Виллису отнести их в беседку, мы отправились назад в школу.

      Мы все отлично поняли, чем вызван запрет, но никто не говорил об этом. Может быть, оттого, что тут были мы с Роллинзоном, и это не позволяло товарищам открыто высказывать свои мнения. А может быть, оттого, что они еще не успели составить твердого мнения об этом, – только во время нашего грустного возвращения в школу разговоров было мало.

      По мере приближения к школе наше настроение становилось все грустнее и грустнее. Оказалось, что и другие, кроме Комлея, отправились к нам с известием о вывешенном директором объявлении. Комлей только опередил их всех, теперь же мы постепенно встречали их по дороге и от каждого слышали одно и то же:

      – Знаете, господа, конец вашему крикету. Пятый и шестой классы наказаны!

      И с каждой встречей лица окружавших меня товарищей становились все мрачнее и мрачнее, а я (вероятно, и Роллинзон точно так же) чувствовал себя все более и более неловко.

      Мы направились прямо в коридор, к доске. Около нее стояло несколько малышей, которые при нашем появлении рассыпались в стороны. На том же самом месте, где утром висел зло счастный рисунок, мы увидели теперь другой лист бумаги со следующими словами:

      Тут не могло быть никаких сомнений, а между тем мы все стояли молчаливой толпой и смотрели – так же точно, как утром смотрели на другой листок на этой же доске. И все отлично понимали, что последнее было результатом первого. Так вот зачем директор потребовал Плэйна и почему Плэйн не смог присоединиться к нашей игре.

      Первым заговорил Хэнкок. Он обычно говорит первым, и почти всегда его замечания всех раздражают.

      – Ну, – сказал он, – это довольно скверно.

      «Довольно скверно» было слишком слабое выражение.

      – А не отправиться ли нам к директору? – спросил Вебб. – Давайте выберем депутатов.

      – Я предлагаю созвать общую сходку! – воскликнул еще кто-то. – Желал бы я знать, кто согласится на такое положение вещей?

      Это было прекрасно, но все чувствовали, что как бы то ни было, а придется смириться, – мы хорошо знали Крокфорда: не такой это был человек, чтобы сегодня отдавать приказание, а назавтра без должного основания отменять его.

      – Во всяком случае, – сказал Гибсон, – крикет можно считать закрытым на все лето.

      – И купание тоже, – отозвался Эндрюс.

      – И все остальное также, – добавил Дин.

      Действительно, так и следовало считать. Все наши забавы на воздухе прекращались, оба старших класса должны были сидеть в школе, причем без всяких рассуждений. Некоторых это просто выводило из себя.

      Предстояло еще объяснение с шестиклассниками, для которых эта история была особенно болезненна. Эндрюс и Грин, резко отвернувшись от доски, ушли в ком нату Плэйна. Филдинг, Вебб и еще несколько человек последовали за ними, группа у доски разбилась. Я пере оделся, прошел прямо в свою классную комнату и уселся за книги.

      Через несколько минут ко мне присоединился Роллинзон. Я не взглянул на него, когда