Мой друг Роллинзон. Уильям Кьюл

тоже расхохотался.

      – Следовательно, – продолжал он, – если это сделано одним из двух и Филдинг болтает вздор, ясно, что это дело рук Роллинзона. Что и требовалось доказать!

      Мы замолчали, но Вальдрон все-таки не успокоился. Мне пришло в голову, что нет особых оснований скрывать от него то, что скоро будет известно всей школе. Он и так уже вмешался в эту историю на свою голову. Кроме того, я был в долгу перед ним еще за прошлый раз.

      – Так это сделал Роллинзон! – снова начал он. – Ужасная история.

      – Стой, Вальдрон! Я вовсе не говорил тебе, что это Роллинзон.

      Он немного смутился.

      – Ты заходишь дальше, чем надо, – сказал я. – Все это только предположение, понимаешь? Я не говорил, что это Роллинзон. Он ни слова не сказал мне об этом, так что я ничего не знаю.

      Вальдрон призадумался. Нужно сказать, что Вальдрон умел очень ловко выпытывать суть дела. Так было и в этот раз.

      – Так ты только предполагаешь, что это сделал Роллинзон, но сам он ничего не говорил тебе? Не так ли?

      – Это вернее.

      Заложив руки в карманы, он глядел вниз, на камешки, которые подбрасывал ногой.

      – Только странно, почему он ни слова не сказал тебе об этом? – спросил он.

      Он попал на больное место.

      – Странно? – воскликнул я. – Почему же странно? Он не обязан все мне говорить.

      Но было ясно, что мой аргумент был для Вальдрона так же малоубедителен, как и для меня самого. Говорить же нам больше не пришлось, так как в эту минуту нас позвали. Мы пошли вместе.

      – Конечно, – сказал я, – ты не должен никому говорить об этом. Расспросов и так будет немало, не стоит только болтать раньше времени. Ты понимаешь, о чем я говорю?

      – Да, – медленно произнес он. – Понимаю. На меня ты можешь положиться.

      Я подумал, что на него действительно можно положиться, так как он всегда был очень сдержанным и умел хранить тайны. Но через несколько минут я уже сам дивился на себя, как это я был так доверчив с ним. Это походило на наши прежние отношения – до появления Роллинзона.

      В этот день утром дознания не было, хотя все понимали, что назревает гроза. Она чувствовалась не только в воздухе, но и в манерах мистера Хьюветта, когда он появился в час своего урока. Все хорошо знавшие его были рады, что непричастны к этому делу и что поэтому оно их не касается.

      Вся школа ждала публичного расследования, а между тем допрос начался совсем иным образом. Нас больше всего беспокоила мысль о Хьюветте – мы забыли, что дело было в других, лучших руках. Для меня это выяснилось, когда после обеда ко мне пришел маленький Остен и сказал, что Плэйн желает меня видеть.

      Плэйн был один. По своему обыкновению, он приступил к делу сразу и без обиняков.

      – Послушайте, Браун, – начал он, – я хотел поговорить с вами об этой истории с рисунком. Это преглупая и пренеприятная история, и наш директор не хочет поднимать из-за нее много шума. Лучше всего как можно скорее покончить с ней. Вот я и послал за вами. Я не ошибся?

      – Не знаю, – ответил я. – Чего же, собственно, вы от меня