Тени Королевской впадины. Владимир Михановский

я буду диктовать.

      – Говорите, я запомню.

      – Запомните структурные формулы органических соединений?

      – Запомню. И еще назовите точные координаты этой подземной лаборатории.

      Француз с сомнением посмотрел на Талызина и начал говорить. Он часто прерывался, задыхаясь от кашля, и Талызину приходилось ждать, когда пройдет приступ удушья.

      На прощание француз, вконец обессиленный, еле слышно прошептал:

      – Желаю вам выполнить задание до конца. Передайте на волю, если погибну: меня допрашивал…

      – Я знаю, – перебил его Талызин, – Миллер.

      – Остерегайтесь его. Это не простая штучка.

      – Прощайте, – сказал Талызин и осторожно пожал искалеченную руку француза.

      В коридоре, возвращаясь из лазарета, Талызин встретился со штурмбаннфюрером. Немец скользнул безразличным взглядом по привычно ссутулившейся фигуре санитара и, четко, по-солдатски отбивая шаг, проследовал дальше, в палату, где находился француз.

      Талызин не мог знать, что это и был Карл Миллер, как не мог знать, что Карл Миллер был направлен сюда из Берлина национал-социалистским руководством с поручением собрать и вывезти из лагеря все ценности, остающиеся после ликвидации военнопленных: золотые коронки, кольца и прочее, чтобы золото не пропало для партийной кассы. Время становилось все более тревожным, Германия разваливалась под ударами союзнических армий, и в таких условиях возможно было всякое.

      Что касается строптивого француза, едва не поставившего под удар важнейшие работы вермахта, то выбить из него показания было поручено Миллеру, так сказать, «по совместительству». Руководству было известно, что Миллер умеет добиваться признаний от подозреваемых.

      Каждое свободное мгновение – и во время изнурительной работы, и в минуты короткого отдыха – Иван мысленно твердил формулы исходных веществ и химических реакций. Ему было необходимо срочно найти способ переправить полученную информацию в Москву.

      С руководителем лагерного Сопротивления капитаном Савиным ему удалось встретиться только четыре дня спустя после тайного посещения лазарета.

      – Теперь главное – как тебе выбраться отсюда.

      – Только о том и думаю, Сергей, – признался Талызин.

      – Дело сложное.

      – Знаю. Послушай, а нельзя мне бежать вместе с французом?

      – С Пуансоном?

      («Одна из фамилий, названных Андреем Федоровичем», – отметил про себя Талызин.)

      – Да, – сказал он.

      – Мы думали об этом. Ничего не получится.

      – Почему?

      – Он совсем плох. Долго не протянет.

      – Его ведь лечат…

      Сергей махнул рукой.

      – Бесполезно, у него все внутренности отбиты. Миллер поначалу перестарался… Говорят, у этого гада фамильный перстень. Старинная камея. Мне объяснял один немец, политический, знаток средневековой геральдики. Перед тем как ударить заключенного, Миллер поворачивает перстень на пальце камнем внутрь.

      – Зачем?

      – Не знаю. Видимо, разбить боится, –