Стена. Фёдор Венцкевич

свободно упав на асфальт. Он подскочил два раза и лопнул на третьем, окропив землю красным венчикам моей крови.

      Меня передёрнуло: хуже и нелепее смерти невозможно было представить, но я подумал, как жадно сам я вбираю в себя жизнь, как боюсь отказаться от счастья, и меня передёрнуло дважды: мне показалось, что это был я убитый об землю, ведь даже кровь пахла мною…

      За кругом

      Ночь была темна; сквозь её рванину проглядывали любопытные лица фонарей, пытающиеся разглядеть скользящие мимо тени, но те, кутаясь в пальто, отворачивались от света, скрывая свои намерения. Ох и разные же они были, намерения этих ночных прохожих. Да и для спокойствия своего лучше бы и не видеть эти лица.

      Утром город выпускал своих людей на прогулку, привязывая к ноге каждого невидимую ниточку, и они разбегались, таща её за собой, как-то не по-человечьи – по-тараканьи суетливо, сворачивая в закоулки, прячась в метро, убегая от своих квартир на трамваях, путая свои нити, сплетая их в огромный клубок – да только куда же им деться? Ближе к ночи та их часть, что делает их квартиры именно ихними, тянет за свою ниточку, и её человек, нелепо беспричинно, в который раз выдирается из толпы и сложно возвращается домой. Но есть, впрочем, и те, кто когда-то перегрыз свой поводок и разгуливает по ночным улицам, навсегда потеряв дом и покой. Они тоже бывают разные.

      Вот он бредёт, небрежно защищённый от холода, он не знает куда. Его забавляет быстро умирающая сетка света, опутывающая дома слабеющими щупальцами – люди засыпают и им не нужны более электрические наслаждения.

      Но ему не хочется спать. Его предатели-ноги, враги-ноги все равно приведут его снова – в который раз – к этому переулку и вытолкнут за угол. Тогда он ощутит холод громады стены и в тоске поднимет глаза. Где-то там, в немыслимой вышине она отрезает круглый кусок свободного неба и прячет его ото всех. Можно отвернуться от стены и, сделав вид, что находишься на свободе и идти, идти по свободным городам и весям, но рано или поздно Земля прокатит вас через свою круглую спину и скинет к другой стороне стены. Направление неважно: стена прочно держит своих узников.

      А он, он из тех, кто ночами бьётся в огромную ржавую дверь то проклиная, то умоляя тюремщика. Он долго стоял, играя со своей гордостью в игру, которую не выиграл ни разу и, уже сдавшись, раскрыл рот для крика, но вдруг услышал чужой. Услышал… Если бы только так. Чужой ужас вонзился багровой иглой жалости в самое тёмное, животное и подсознательное, что есть в человеке. Так кричат, когда запах смерти становится нестерпимым. И он побежал на помощь. Стены мелькали мимо его сознания сплошной серой лентой, извивающейся в перекрёстках и закоулках, и кричал человек, стихая насильственной тишиной и ненадолго прорываясь сквозь пальцы. Он вылетел в тупик и остановился. Ноги вросли в асфальт и, казалось, где-то там внизу расцветают, пуская корни.