Поезд идет на Восток (сборник). Бурденко Галина Львовна

плюётся шаман, только потому, что родственники, не гоню вас в шею. Отвернулся, только видно, как бутылка в вертикаль устремилась, а за ней и другая. Или часами медитировать, или раз – две бутылки влить, и сразу с духами общаться. Секрет входного билета прост.

      Раскачивается шаман, как ванька-встанька. Женщины какие-то вошли и давай юлой вертеться. Места, понятно, всем не хватает, а им хоть бы что. Лица как маски. Вот ему бы такое, чтобы никто никогда не смог прочесть его мыслей. Айаана читает его как ребёнка.

      Стала по волосам гладить. Раньше, чем он сам, поняла, что жутковато всё это, а её рыцарь оказался трусоват. Кто признается, что верит в сказки. Для каменнолицых баб это самая что ни на есть реальная реальность.

      Изо рта дядьки-шамана течёт слюна. Как у бешеной собаки. Тело его дёргается. А женщины кружат воронами как ни в чём не бывало да ещё подвывают. Ну его, махнула Айаана рукой, будто сама духов призвать может. Манит в комнату. Уж лучше с ней, чем с бесноватым. А она уже и свитер стягивает, жарко мол тут.

      Грудь у Айааны маленькая. Тело детское. Ножки тонкие, как у жеребёнка. Где же ты была всё это время? А она кулаком в грудь: дурак ты такой, что с тебя взять? Вырвалась, давай джинсы натягивать. Но куда ж она денется? Не побежит же голой к сумасшедшим на кухню? Вой оттуда такой раздаётся, как будто мёртвые уже пришли и скандалы закатывают. Руки у Айааны, как берёзовые веточки. И сама она гибкая, как молоденькое дерево. Не женщина, а дух матери-земли, что сейчас выйдет из земной оболочки и поплывёт, выпорхнув из окна.

      Качает. Всё потому, что верхом на мамонте. Рядом, ближе к хоботу – Айаана. Совершенно без одежды. Бесстыдно и гордо сидит. Будто тут родилась. Из самой земли растёт звук. Это рядом выстроились строем другие мамонты. Целый легион. То ли клонирование не пошло, то ли духи плохо постарались, но мамонты хоть и ожили, были гнилыми. Их шкуры от каждого шага всё больше рвались, обнажая рёбра и кости. Вот уже один упал, развалившись на куски, но продолжал ползти в грязи вечной мерзлоты. На него наступали другие, втаптывая всё глубже и глубже. С каждым упавшим стадо ревело всё отчаяннее, продолжая движение в бесконечность.

      Утро было тяжёлым. Голова болела, как бревно с воткнутым топором. Телефон орал, как чёрт в преисподней. Антон, верещала трубка, холодильники пустые, ты же никого не водил? Когда он Айаану водил? Да в пятницу это и было. Как раз за два дня выходных. Без сигнализации хоть всё, что есть в музее и лаборатории, выноси, не заметят. Поймут ли, что его вина? Видел ли кто, как он ночью в здание входил? Покатилась из рук монетка, побежал за ней, да кошелёк потерял.

      На кухне валялись пьяные полуголые люди. Айааны нигде не было. Как будто всё привиделось. Антон стал расталкивать шамана, тот только мычал и пускал сопли: прости, друг, не хотят духи. Сказал и рухнул лицом в пол.

      Возвращение в Якутск было тяжёлым. Но ещё тяжелей было вернуться на место преступления. В музее полицейских уже не было. Не волнуйся, Антон, говорил профессор, просто ложная тревога. Не думаю,