Поезд идет на Восток (сборник). Бурденко Галина Львовна

даже больно. Как взрыв сверхновой. А ей как с гуся вода. Смотрит хищно, ноздри раздуваются как у зверя. Того и гляди, накинется и сожрёт. Как кошка мыша.

      – Пахнет тухловатым мясом, – и смеётся звонко, аж в ушах звенит.

      – Этой, как ты говоришь, тухловатости лет больше, чем всем твоим родственникам вместе взятым. Чем всему твоему роду. Готов поспорить, что этих животных выкинули из рая вместе с Адамом. Когда земля ещё была плоским блином, а твои предки жили где-нибудь в Монголии.

      Аж злоба взяла. А с другой стороны, она вокруг смотрит так, будто находится внутри голливудского кино. Глаза полузакрыты: мол, говори-говори. И я говорю. Слова ничего не значат. Это лишь слова. Просто звуки, что носятся летней мошкарой. И так же, как мошкара, кусают. Как тут перья не распустить? Пётр и давай из холодильника то один мешок вынимать, то другой. Потом потащил её к самому заповедному – там, где кости мамонта, где лабораторные образцы. Там всё помещение – один громадный холодильник. Дверь отворил, в шубу Айаану завернул и легонько рукой подтолкнул. Так, чтобы она первой влетела. Как птичка. Раз – а другой двери нет. Только тусклая лампа над чернотой вечной ночи. Какая не испугается? Вот дрогнет его рука, и закроется тяжёлая металлическая дверь. Останешься пленницей тогда навсегда. Кричи не кричи, никто не знает, что ты здесь. Сама экспонатом станешь. Вот тогда и посмотрим, что в твоей чёрной крови, сколько страха. А она, нет, даже бровью не повела. Смотрит и смеётся, дурак, мол, чего прикидываешься, знаем таких. И опять мешки и кости. То замёрзшего пять тысяч лет щенка достаёт, а то бивень мамонта. Но её не пронять, быстро заскучала. Тут он совсем голову потерял, в лабораторию потащил, где самые лучшие образцы – отобранные из отобранных. Смотри, вот клетки, вот части ДНК. И давай про свои исследования заливать.

      А у неё лишь равнодушие в глазах. Скучно стало, говорит, и шмыг прочь. А он за ней. Как не бежать вслед: потеряется, как потом отвечать, что посторонние в здании? Даже не понял, а закрыл ли он все двери, а включил ли сигнализацию. Ничего не было важно: всё она, да она. Как мальчик скакал и прыгал. Все слова обидные, что хотел сказать, забыл.

      Ему снова двадцать. Он снова готов задать свой робкий вопрос, готов всё изменить, всё бросить, только бы опять стать живым и дерзким, когда над макушкой светит солнце, а его Айаана рядом. А, может, спиртное в голову ударило?

      Утром проснулся. Рядом – она. А ещё через секунду – вокруг чужие, странные лица. Не сразу вспомнил, как кружили по улицам, замёрзли и опять в бар. Она пьёт и не пьянеет. Как чекист. Даже страшно. И смотрит так, что сразу признаться хочется во всём, даже в том, что не совершал. Тонкие руки на плечах. В глазах блестит надежда. Конечно, стукнул по столу, поеду с тобой. Чем чёрт не шутит! Тебе дядька, а мне тоже занятие. Если наука не в силах, шаман поможет. А до шамана-то ехать полтора суток. И где-то мысль: не позвонил жене, что подумает? Наверное, даже рада будет, что не надо готовить лишней еды. Дурь уже давно выветрилась, но не из автобуса же выскакивать. Остановить-то можно, да пустынна