Звенья одной цепи. Вероника Иванова

смысла, тем более что мзду от попрошайки он получил единолично. Трусливый Еме тоже вряд ли отважился бы на подобный поступок, потому что отлично знает: строгого разбирательства не будет, а стало быть, кара неизбежна, и отнюдь не со стороны закона. Что же касается юнца…

      – Где он сейчас?

      – Да наверняка тут, поблизости. С мамкой небось прощается.

      Командир оказался прав: неподалеку от караулки в небольшой нише, образованной стенами домов, пристроенных вплотную друг к другу, я заметил и парня и женщину, кутающуюся в длинную плотную накидку без единого узора. Мешать душевному разговору родительницы и ребенка было делом неправедным, но на сей раз, думаю, ни Бож, ни Боженка не стали бы возражать против моих действий.

      – Вечер добрый.

      От звуков моего голоса юнец вздрогнул и заозирался, чем выдал себя вернее любых признаний. Дальше можно было не продолжать, тем более я толком и не знал, какое удовлетворение хочу получить от обидчика. Ну не драться же с ним, право слово? Хотя бы потому, что убью скорее, чем заставлю о чем-нибудь задуматься.

      – Не бойся, по ушам не получишь, а то еще зашибу ненароком.

      И тут я наконец понял, что тащило меня за собой в караулку и дальше. Любопытство. Но не то, что является свойством разума, беспорядочно ищущего сведения о непознанном, а желание поскорее закрыть ящик стола, в котором свалены все подробности минувшей ночи.

      – Только скажи: почему?

      Он чуть расслабился и даже вызывающе приподнял подбородок:

      – Потому, что это против правил!

      Ясно. Юношеское рвение попросту не нашло лучшего применения.

      – Ты их писал, правила эти?

      – Офицер не вправе нападать на невиновного и безоружного!

      – Ему никто не мешал защищаться. Да и невиновность сомнительная. Ты же видел всех тех собак?

      – И что с того?

      – Тебе не стало их жаль, хотя бы на мгновение?

      – Они всего лишь животные, и хозяин может поступать с ними так, как захочет.

      Хороший мальчик. Добрый, правильный. Надежная молодая смена растет у старой гвардии.

      – Вы его мать? – обратился я к женщине, и та гордо сверкнула глазами:

      – Что вам угодно сказать?

      Угодно. Какое милое словечко. Но очень верное, потому что я и собираюсь угодить. Самому себе.

      – Мне угодно сказать, что вы мало пороли своего сына в детстве. Сейчас, конечно, уже поздно что-то исправлять, но, если пожелаете, окажу всю возможную помощь. Вот только розги раздобуду… Хотя и ремень сойдет. – Я сделал вид, что расстегиваю пряжку.

      – Да как вы смеете?!

      – Так же как вы посмели определить в городскую стражу начинающего доносчика. Думаете, там мало уже поднаторевших в сем славном деле?

      Руку парня я поймал за запястье в той близости от своего лица, которая не позволяла усомниться: мне намеревались дать пощечину. Так мы еще и из благородных? Человек попроще нашел бы другой способ устроить драку. Что ж, видит Бож, я этого не хотел…

      Но еще до того, как мои пальцы привычно сжались, принимая одну из форм, рекомендованных