Изобретение науки. Новая история научной революции. Дэвид Вуттон

только углубилась; история науки в наше время не только не служит мостом между искусствами и науками, но и изображает ученых так, что большинство из них не могут себя узнать. История науки лишь усугубила проблему, а не помогла ее разрешить.

      20

      Koyré. Études Galiléennes (1966), 12 (где термин «революция» является эквивалентом «мутации» Гастона Башляра). Работа Гейзенберга «О квантово-теоретическом истолковании кинематических и механических соотношений» (Über quantentheoretische Umdeutung kinematischer und mechanischer Beziehungen) (1925) заложила основы современной квантовой механики; за ней последовала публикация уравнения Шредингера (которое описывает, как со временем изменяется квантовое состояние физической системы) и принципа неопределенности Гейзенберга (чем точнее определяется положение частицы, тем менее точно может быть вычислен ее импульс, и наоборот) в 1927 г. Первое издание «Этюдов о Галилее» Койре датируется 1939 г. (хотя в действительности работа была издана в апреле 1940 г. – Costabel. Sur l’origine de la science classique (1947). 208; сам Койре иногда говорил о 1940 г.), и поэтому почти все комментаторы датируют первое использование им термина «научная революция» 1939 г. Однако первое эссе появилось еще в 1935 г.: Murdoch. Pierre Duhem and the History of Late-Medieval Science (1991). 274. Поэтому «последние десять лет» означают «после 1925 г.».

      21

      Дьюи атаковал марксизм: «…Наши педанты от экономики скажут, что экономические силы представляют собой неизбежную эволюцию, побочными продуктами которой являются государство и церковь, искусство и литература, наука и философия. Бесполезно высказывать предположение, что если современная промышленность дала мощный стимул для научных исследований, то промышленная революция XVIII в. пришла после научной революции века XVII. Догма исключает любую связь». Dewey. German Philosophy and Politics (1915). 6. Эта фраза встречается и в последующих сочинениях Дьюи.

      22

      См., например, Butterfield. The Origins of Modern Science (1950). 197–198: «Научная, промышленная и аграрная революции образуют систему таких сложных и взаимозависимых изменений, что в отсутствие подробного исследования мы вынуждены сваливать их в одну кучу как аспекты одного общего процесса…»

      23

      См. комментарий «Греческая и средневековая “наука”».

      24

      Классический анализ неожиданных последствий революционных перемен можно найти в: Tocqueville. The Old Regime and the Revolution (1856).

      25

      Совершенно очевидно, это ошибочный тезис: я убежден, что никому не захочется читать рассказ о рабстве, если автор не способен высказать свое отношение к этому явлению.

      26

      Баттерфилд выражался недвусмысленно: «Последствия его [виг-историка] фундаментального заблуждения ярче всего проявляются в поиске истоков»; «История – это не изучение истоков, а скорее анализ всех средств, с помощью которых прошлое превратилось в настоящее». Butterfield. The Whig Interpretation of History (1931), 42, 43, 47. Об эволюции его взглядов см.: Sewell. The ‘Herbert Butterfield Problem’ and Its Resolution (2003).

      27

      В «Происхождении современной науки» можно найти признаки интереса к языку; например, в обсуждении корней просвещения: «…Тогда как “разум” когда-то был тем, что требовалось дисциплинировать