Борис Сичкин: Я – Буба Касторский. Максим Кравчинский

бардака

      «Мои фронтовые воспоминания, вероятно, отличаются от привычной военной мемуарной литературы. Я больше пишу о людях, с которыми прошел военными дорогами, нежели о самой войне. Это неудивительно. Ведь я не принимал никаких стратегических решений, я не поднимал солдат в атаку, я не ходил в разведку. Я просто развлекал бойцов, я поднимал их настроение.

      …Я часто вспоминаю, как в Лодзи мне некоторое время на общественных началах пришлось побыть в роли… директора бардака. На Пятиковской улице был бардак. Это был пятиэтажный дом, в каждой квартире которого жили проститутки.

      Профессия эта тяжелая, вредная и неблагодарная. Лично я к ним отношусь с жалостью, но и с уважением. Как это ни парадоксально, но проститутка тебя не обманет. Самые верные жены – это бывшие проститутки. Я с отвращением отношусь к женщинам, которые официально не числятся проститутками, но занимаются проституцией. Кстати, это относится и к некоторой категории мужчин.

      Сколько мне приходилось наблюдать, как женщины отдавались направо и налево нелюбимым мужчинам, чтобы попасть в кино или на телевидение. А выйти замуж без любви, ради денег – разве это не проституция?

      Когда мы узнали о действующем бардаке, бросились туда стремглав, минуя музеи и библиотеки. Познакомившись с его обитательницами, я убедился, что люди они интересные и стоящие. Каждая профессия накладывает на человека какой-то отпечаток. У всех проституток всегда грустные глаза. Но в этот раз я заметил у них кроме грусти в глазах еще какой-то испуг. Я понимал, что во время войны их работа намного усложнилась, и у меня появилась потребность успокоить их и помочь им.

      Они поняли, что я их друг, и рассказали мне, что часто приходили русские офицеры, по денег за услуги не платили, угрожая пистолетами. Это граничило с хамством. На добровольных началах я и еще несколько энтузиастов взяли шефство над бардаком. Каждый день дежурили от пас два автоматчика. Если случалось какое-нибудь недоразумение, дежурные вмешивались, и офицер мгновенно платил всё, что положено. Они, офицеры, не сомневались, что мы официальный комендантский патруль. Когда в бардак заходили пьяные офицеры и начинали хулиганить, то мы били им морды за всё: за девчат, за себя… Жаловаться некому и опасно, так как действие происходило не где-нибудь, а в бардаке. Действовали мы безнаказанно.

      В Лодзи мы простояли два месяца. Нашему ансамблю во время выступлений дарили много цветов. Их мы относили в бардак. Наши подруги были благодарны и растроганы. Они признали во мне своего менеджера. По всем спорным вопросам, в том числе профессиональным, они обращались ко мне. Меня иначе не называли, как Борис Коханы, что в переводе означает Борис Любимый.

      Я знал, у кого из них когда день рождения, и мы всегда весело его праздновали. Я организовал для них концерту них в доме, и это были самые благодарные зрители. Они ко мне и я к ним так привыкли, что мы были как родные. Хотя я в то время был еще молод, по уже ненавидел лицемерие, фальшь, неискренность, обман – именно то, чего не было у них, у этих проституток.

      У нас