.

блеснул, отражая свет фонаря над подъездом. Показалось ей или нет, что губы узкоглазого мужчины шевельнулись и сложились в сардоническую усмешку?

      Она снова зажала перстень в кулаке. Откуда он тут взялся? Кто мог его потерять?

      Но это уже не важно. Кто бы это ни был, перстень теперь ему не достанется. «Чья потеря – моя находка!»

      Она не хотела, не могла с ним расстаться.

      Этот перстень ждал здесь ее, только ее…

      Вдруг Лике показалось, что двор уменьшается, что стены окружающих домов надвигаются на нее, стараясь поймать в ловушку и сдавить. Стало трудно дышать, лицо покрылось испариной, ноги как будто приросли к земле.

      Наверху громко хлопнула рама окна, послышались звуки музыки. Детские неуверенные руки терзали фортепьяно. Неизбежное «На память Элизе».

      Лика перевела дух. Наваждение прошло.

      «Черт, что это со мной?» – подумала она, сунула перстень в карман, подошла к своему подъезду.

      Здесь ей снова показалось, что кто-то смотрит ей в спину.

      Лика обернулась. Во дворе никого не было, только какая-то большая черная птица сидела на ветке одинокого дерева. Ворона? Нет, вороны серые… может быть, ворон? Но у этой птицы был странный, крючковатый клюв. И эта странная птица смотрела на Лику пристально, настороженно… видимо, это ее взгляд Лика почувствовала.

      Она тряхнула головой, сбрасывая наваждение, и вошла в дверь.

      – Дяденька. – Мальчик в собольей душегрейке поднимает голову от книги. – Дяденька, надоело! Расскажи лучше про Еруслана Лазаревича или про Бову-королевича!

      – Негоже тебе, великому князю, пустыми байками развлекаться! – строго возражает пожилой сухопарый дьяк, дядька-воспитатель малолетнего государя. – Тебе надобно всем княжеством править, а для того много чего знать следует! Княжеская доля хоть и завидна, да не проста…

      – А мне надоело! – Мальчик топнул ногой, недобро нахмурил брови. – Государь я или не государь?

      – Государь, – склонился дьяк, глаза смиренно опустил. – Кто же с тобой спорит?

      – А ежели я государь – так должно быть по моей воле! И воле моей нельзя перечить!

      – Твоя правда, – вздыхает дядька.

      – А если моя, так и должно быть по-моему! – снова топнул ногой и на лицо суровости напустил.

      – Ну ладно, слушай… жил в некотором царстве, в некотором государстве…

      – Не хочу слушать! – Мальчик снова топнул ногой. – Хочу в ту кладовую, куда меня дядя Михайло водил! В ту кладовую, где бабкино приданое!

      – Не можно… – по привычке проговорил дьяк, но мальчик в гневе ударил его:

      – Как это – не можно? Мне все можно! Я государь! Не смей мне перечить!

      Склонился дьяк смиренно, руки на груди сложил:

      – Коли такова твоя воля…

      – Такова!

      Ничего не поделаешь. Государь – он и есть государь, с ним не поспоришь. Повел дядька малолетнего государя в дальний конец дворца, где находились княжеские кладовые.

      – Не