Дихтерина. Наталья Юлина

испугалась. Кричу «кыш», никакого ответа. Так же, блин, шуршит и шуршит.

      – Я б запустила хоть чем.

      – В кого? Я ж не вижу. Может, ворона.

      – Где здесь вороны, ты что?

      – Испугалась. Чуть поднялась на локтях.

      – И что?

      – Белки. Деловые. Обследуют всё. Пакет разорвали.

      – Значит, в палатке дыра.

      – Ты слушай. Конечно, дыра, да мне-то что толку? Как рыжих бестий прогнать?

      – Рыжая бестия, так тебя твой Сашка зовет. Ученый.

      – Гад он, ученый.

      – Ты что?

      – Ничего. Обещал, разойдусь, разведусь. А я опять залетела. – А он?

      – Гад. Ты лучше про белок послушай.

      – А что?

      – Да то. Убила я белку-заразу. Железку здоровую мой положил в головах – наверно, стащил. Схватила ее и по ним.

      – И что?

      – Заверещали, сбежали, как бабы из бани, если хлещет один кипяток, а этот, бельчонок лежит. И кровь.

      – Что теперь делать?

      – Выбросила, что делать.

      – Нет, тебе-то что делать?

      – Да что я, маленькая? В первый раз?

      – Ой, Людка, дела.

      – Да, ты языком смотри не трепи. Если кто здесь узнает, я на тебя все повешу, поняла?

      – Да брось, что же мы, не подружки? Ты хоть и крутая, а глупая, Людка. Сказать секрет?

      – Ну.

      – Замуж иду. Заявленье подали.

      – Ух, ты. Почему ж я такая? Вот че… ерт.

      – Приглашаю, через три недели.

      – Ты подумай. Вот девка счастливая. Наверно, в Москву уедешь теперь.

      – Ну.

      – Уедешь, я здесь буду одна.

      – Что делать с тобой. Дура ты, Людка. В марте гуляли, тебе девятнадцатый стукнул?

      – Сказанула. Девятнадцать исполнилось.

      – Всё равно. Не надо рожать, жизнь искалечишь себе и ребенку, но и залетать-то зачем? Что ж ты такая у нас…

      – Не тебе чета. Ты у нас деловая.

      На этих же днях поднимаюсь от озера к нам. Слышу, Миша, Зоин жених, просигналил. Остановил. Подвезу, говорит. Села. Хохотнул и мимо дороги вверх почти вертикально. Машина ползет, как беременная, переваливаясь с боку на бок. Камни стучат по дну, кузов вот-вот сорвется. Машина-старушка едва жениха переносит, не сдюжит, развалится, кажется, прямо сейчас. А Мише смешно. И что же? Хохочем вдвоем. Длинный срезав язык и подпрыгнув два раза, наконец, на дорогу попали, ура. Подъезжаем. Зоя-невеста не бросится Мише на шею, как завидит его. Издали ручкою пухлой махнет, вот жених и растает. Может, счастливою будет.

      Но. Но всё, что ты знаешь, для местности данной не нужно, в ближних поселках девушки наши живут и законы свои соблюдают.

      Ах, ах, что бы такое рассказать, чтобы скрыть правду. Да, задолго до экспедиции мое сердце остановилось, подумало и пошло в другую сторону. В прежние времена сказали бы, что оно разбилось.

      Из разбитого сердца выходят все шлаки, названье которым любовь. Да, освобожденье пришло. Но слово свобода в свободе значений погрязло. То может быть этим, а после не этим, а тем. Моя же свобода уже утонула в душе. Душа тяжелеет, а дух всё