Шаг влево, шаг вправо. Александр Громов

убеждать и спорить. И очень хорошо, что миновало, потому что всякие никчемные споры «для сохранения лица», всякое выяснение отношений между нами всегда кончались ссорой и недельным молчанием, пока я не научился никогда не выяснять никаких отношений. Вместо этого я картинно набычился, состроил свирепую рожу и взревел не вовремя разбуженным медведем:

      – Ах, вот так, да?!

      Я сгреб обеих в охапку, поднял и потащил в гостиную. Настька с удовольствием завизжала. Маша отбивалась молча – у нее перехватило дыхание.

      – Живота или смерти?

      – Ох… пусти!

      – А ну, кому тут устроить «полет в стратосферу»?

      – Пусти, говорят тебе! Слон!

      – Ага! – закричал я, сжимая сильнее. – А кто говорил: мелкий, мол? Слон! Будешь теперь каяться?

      – Ой!.. Буду!

      Я осторожно уронил на диван обеих: брыкающуюся супругу и радостно визжащую дочь. Маша тут же показала мне кончик язычка:

      – Слон, но мелкий. Карликовый.

      Она уже посмеивалась.

      – У Ганнибала были небольшие слоны, – блеснул эрудицией я. – Североафриканский мелкий подвид. Они теперь все вымерли.

      – Вот ты такой и есть. Все еще капитан, и на тебе ездят.

      Опять двадцать пять. Древняя песенка. Я было подумал, не сообщить ли жене в туманной форме о намеках Максютова на блистательные перспективы, но отложил на потом. На худший случай. Пусть это будет главной линией моей обороны, от которой пехота противника откатится в беспорядке, поредев наполовину.

      А кто когда-либо сомневался в том, что супружеская жизнь – позиционная война?

      Ну я, например. Это было очень, очень давно, когда курсант Рыльский бегал в самоволки ради чисто платонических (поначалу) встреч и был глуп соответственно возрасту. Но даже тогда, как я теперь понимаю, я выбрал Машу не за красоту – за редкий для красивой девушки отказ считать будущего супруга облагодетельствованным самим фактом обладания ею. Сами, мол, мы с усами. Вот и сейчас, раздумав ссориться, вытирая послюненным платочком перемазанные Настькины щеки, она принялась рассказывать мне о своих переводах: что сделано, а что нет, когда и сколько обещали заплатить и так далее. По-моему, вот где настоящая мистика. Ни ума, ни чипа не хватит, чтобы понять, кому в наше время и в нашей стране нужны переводчики с русского на эсперанто? Да и в какой бы то ни было стране кому нужен эсперанто, если есть пиджин-инглиш? Кто мешал Маше стать женою коммерсанта, продать себя оптом, стать выигрышным дополнением к чужому имиджу, вроде новейшей навороченной иномарки?

      Прост ларчик: мы любили друг друга, вот и все.

      А теперь?

      Можно жалеть об упущенном – но поздно.

      Можно отыгрываться на всех подряд, хотя бы иногда чувствуя удовлетворение.

      Все можно. Нельзя только выбросить проклятую лишнюю хромосому…

      И забыть о ней – нельзя.

      – У тебя отпуск скоро? – спросила жена.

      – Здравствуй! А в июле что было?

      Она картинно сморщила носик.

      – Неделя в подмосковном пансионате – фу-ты ну-ты… На море нас в этом году так и не вывезешь? Лето