Тень ночи. Дебора Харкнесс

чего не нужно, – ответила своему господину Франсуаза.

      Невзирая на то что она была вампиром, а я ведьмой, нас неожиданно сблизил мужской идиотизм.

      – Что мадам де Клермон желает выбрать?

      Я пригляделась. Одна накидка была из полупрозрачной ткани, искусно собранной в складки. Вторая напоминала снежинки, соединенные невидимыми стежками. Снежинки выглядели приятнее, и я потянулась к ним.

      Пока Франсуаза прикрепляла накидку к краю корсета, Мэтью сделал новую попытку придать моим волосам более привлекательный вид.

      – Не трогайте! – прикрикнула на него Франсуаза и даже оттолкнула его руку.

      – Я буду трогать свою жену, когда пожелаю. И перестань называть Диану мадам де Клермон! – прогремел Мэтью, опуская руки к моим плечам. – Когда я это слышу, мне так и кажется, что сейчас дверь откроется и войдет моя мать.

      Он раздвинул края накидки и ослабил черный бархатный шнурок, за которым скрывались булавки, воткнутые Франсуазой.

      – Мадам – замужняя женщина. Ее грудь должна быть прикрыта. О мадам и так уже ходят сплетни, – возразила Франсуаза.

      – Сплетни? – насторожилась я. – Какие еще сплетни?

      – Вчера вы не были в церкви. Все решили, что вы либо беременны, либо заболели оспой. А этот еретик-священник считает вас католичкой. Другие называют вас испанкой.

      – Испанкой?

      – Да, мадам. Вчера слышали вашу речь возле конюшни.

      – Так я же упражнялась во французском языке!

      Я всегда здорово умела подражать. Возле конюшни я пробовала говорить по-французски, подражая величественной манере Изабо. Мне думалось, это сделает мою легенду более убедительной.

      – Сыну конюха ваш язык не показался французским.

      Судя по тону Франсуазы, сомнения этого парня она принимала всерьез.

      Осмотрев меня со всех сторон, служанка осталась довольна.

      – Вы выглядите так, как и должна выглядеть уважаемая женщина.

      – Fallaces sunt rerum species, – язвительно произнес Кит, отчего Мэтью снова нахмурился. – «Обманчивой бывает внешность». И эти ухищрения не убедят других.

      – Не стоит с утра пораньше цитировать Сенеку, – сказал Уолтер, предостерегающе поглядев на Кита.

      – Для стоицизма нет понятия «рано», – на полном серьезе ответил Кит. – Скажи еще спасибо, что я не привел строчек из Гомера. А что мы слышали недавно – лишь жалкий парафраз из «Илиады». Ты греческий оставь, любезный Джордж, тому, кто сведущ в нем. Таким, как Мэтт.

      – Но мой перевод Гомера еще не закончен! – вспыхнул Джордж.

      Его ответ спровоцировал целую лавину латинских цитат, вылившихся из уст Уолтера. Какая-то из них вызвала усмешку Мэтью. Мой муж произнес фразу на языке, который показался мне греческим. Казалось, все напрочь забыли о ведьме, ждущей внизу. Мужчины с энтузиазмом занялись своим любимым времяпрепровождением – словесным турниром. Я привалилась к жесткой спинке стула.

      – Когда они в прекрасном настроении, как сейчас, они сущее чудо, – шепнул