Туманы Авалона. Мэрион Зиммер Брэдли

разобьет всех на воюющие фракции так, чтобы доверять каждой мог только он. Пф! – Он презрительно сплюнул. – Этот человек – змея, и все этим сказано.

      – Однако убеждать умеет, – проговорил Горлойс. – У него есть и мозги, и храбрость, и воображение…

      – Все это есть и у Утера. И представится Амброзию возможность объявить об этом публично или нет, но он стоит за Утера.

      Горлойс мрачно стиснул зубы.

      – Верно. Верно. И долг чести обязывает меня исполнить волю Амброзия. Вот только хотелось бы мне, чтобы его выбор пал на человека, чьи моральные качества соответствуют его доблести и талантам вождя. Я не доверяю Утеру, и все же… – Он покачал головой и оглянулся на Игрейну: – Тебе, дитя, все это нимало не интересно. Я пошлю дружинников проводить тебя в дом, где мы ночевали.

      Отосланная прочь, точно маленькая девочка, Игрейна, не протестуя, в полдень отправилась домой. Ей было о чем подумать. Итак, мужчин тоже, и даже Горлойса, честь обязывает выносить то, что они делать не хотят. Прежде Игрейне такое даже в голову не приходило.

      Ее преследовали воспоминания о неотрывном взгляде Утера. Как он смотрел на нее… нет, не на нее – на лунный камень. Может, мерлин зачаровал самоцвет так, чтобы Утер был сражен страстью к женщине, что его носит?

      «Неужто я стану игрушкой в руках мерлина и Вивианы, неужто позволю, не сопротивляясь, вручить себя Утеру, как когда-то меня вручили Горлойсу?» Эта мысль вызывала у нее глубочайшее отвращение. И все же… она вновь и вновь упрямо ощущала прикосновение Утера к своей руке и напряженный, пристальный взгляд серых глаз…

      «Чего доброго, мерлин зачаровал камень так, чтобы помыслы мои обратились к Утеру!» Вот и дом, Игрейна вошла внутрь, сняла с себя подвеску и засунула ее в кошель у пояса. «Что за чепуха, – думала она, – я не верю в старые байки о любовных талисманах и любовной ворожбе!» Она – взрослая женщина, ей девятнадцать лет, она не дитя безропотное! У нее – муж, и, возможно, уже сейчас она носит в себе семя столь желанного ему сына. А если ее прихоть и обратится на иного мужчину, если она и впрямь надумает пораспутничать, так вокруг полным-полно юнцов куда более привлекательных, чем этот мужлан неотесанный, растрепанный, точно сакс, с манерами северянина: нарушает ход обедни, беспокоит короля за завтраком. Да она лучше возьмет к себе на ложе какого-нибудь Горлойсова дружинника, молодого красавца с чистою кожей. Не то чтобы ей, добродетельной жене, хоть сколько-то хотелось разделять ложе с кем-то помимо законного мужа…

      И опять-таки, если она кого-то и выберет, так не Утера. Да этот похуже Горлойса будет… здоровенный неуклюжий олух, даже если глаза у него серые, как море, а руки сильные, без морщин… Игрейна выругалась про себя, извлекла из тюка со своими вещами прялку и уселась прясть. И с какой это стати она размечталась об Утере, словно всерьез подумывает о просьбе Вивианы? Но неужто следующим Верховным королем и впрямь станет Утер?

      Как Утер на нее смотрит, от Игрейны не укрылось. Но Горлойс уверяет, что Утер – распутник, может, он на любую женщину так пялится?