.

сам – в халате и шлепанцах, с недовольным лицом.

      – Здравствуйте.

      – Здравствуй, заходи.

      Я переступаю порог, достаю из рюкзака второй том Короткевича – брал летом почитать.

      – Вот, я у вас брал…

      Иван Петрович забирает книгу, кладет на телефонный столик. Я поворачиваюсь уходить.

      – Куда? Останься, хоть чаю попей. Вера, Володя пришел!

      Вера Сергеевна выглядывает из кухни, улыбается накрашенными губами.

      – Здравствуй, Володя, заходи, всегда рады тебя видеть.

      Я иду в кухню, сажусь на табурет, Иван Петрович – в кресло в углу. Он берет со стола «Аргументы и факты».

      Вера Сергеевна ставит чайник, включает плиту, поворачивается ко мне.

      – Ну, рассказывай, как дела, студент.

      – Так, нормально. Учусь…

      – Да, понимаю, сложно еще что-то сказать – только начало первого курса. А вообще, учиться нравится?

      – Более-менее.

      – Это хорошо, очень хорошо. Только вот время такое… Что творится – просто жуть. Народ беднеет, цены растут каждый день. Стипендии вам сколько платят?

      – Тысячу.

      – Ну, знаешь, это еще ничего. У нас вот с Ваней пенсия всего по две тысячи. Представляешь, какая несправедливость? – Я киваю. – Всю жизнь отработали на государство, двигали науку вперед – и такой результат. Ну разве не обидно, а?

      – А чего ты ожидала? – резко говорит Иван Петрович. – Я давно, как только этот меченый пришел к власти, понял, что ничего хорошего не будет. Развалил страну, поставил народ на грань выживания. Кто сейчас хорошо живет? Одни только воры и проститутки, извиняюсь за выражение. Вся старая номенклатура у власти – Кебич этот, гнида поганая. Шушкевич – да, нормальный человек, ученый, но что они ему дадут сделать?

      – И главное, что обидно – мы то уже свое отжили, – говорит Вера Сергеевна. – А они как будут, молодые? Раньше все было просто – институт, аспирантура, диссертация. А сейчас?…

      – Ну, у меня специальность перспективная…

      – Какая там перспектива? – Иван Петрович хмыкает. – Не надо никого слушать, послушай меня. Все сейчас учат языки, все хотят за границу. А закончишь – пойдешь преподавать в училище, идиотов учить с одной извилиной. Даже в школу не возьмут – все к тому времени будет занято.

      – Ладно, Ваня, ты Володю не пугай. Пусть учится, а там будет видно. Может, еще все образуется.

      Вера Сергеевна ставит на стол вазочку с вишневым вареньем и хлебницу с батоном, пододвигает мне чашку чая. На ободке – отпечаток ее помады. Я поворачиваю чашку другой стороной.

      Звонит телефон. Вера Сергеевна идет в прихожую. Я чайной ложкой накладываю варенье на хлеб, кусаю, запиваю чаем.

      – Это ж надо – дожить до такого, – бубнит Иван Петрович. – Два года назад вышел на пенсию – сто тридцать два рубля, самая большая по тем временам. И на те деньги можно было нормально жить, еще до всех подорожаний. А сейчас разве это жизнь? Так, существование. И главное – уравниловка. Хуже, чем при социализме – кто не работал ни дня в жизни, все равно пенсию получает, рублей восемьсот, а то и тысячу. Слов просто нет…

      Его халат расстегнулся, над резинкой