Чувство Магдалины. Вера Колочкова

вас чем-то обидел, мадам?

      – А разве нет? Да я тебя самого так сейчас спроецирую, что мало не покажется! Понял?

      – Понял, – в высшей степени покладисто кивнул Лео и только что не поклонился. – Осознаю. Прошу вас, не будем больше спорить… Простите великодушно, если обидел. Тем более времени на выяснение отношений у нас совсем не осталось. Отдайте Машин паспорт, пожалуйста. Она действительно совершеннолетняя, и вы не можете ей приказывать. Она сама приняла решение ехать со мной, и вам придется считаться с этим решением, как бы ни хотелось иного.

      – Ага, сама! Да что она может, сама? Это ты небось уговорил девку! Наплел ей всякого про красивую жизнь, навешал лапшу на уши! Я уж поняла, как складно ты говорить умеешь, как по писаному читаешь! Понятно, что она рот открыла, слушает тебя, как батюшку на проповеди! Ну, наговоришься, натешишься ее глупостью… А дальше-то что? Нам с отцом потом расхлебывать? Нет уж, дорогой, не выйдет! Не на ту напал!

      Дед Иван, Антон и Платон сидели молча за столом, напряженно вслушиваясь в этот скандальный диалог. Потом дед не выдержал, успел проговорить в короткую паузу:

      – Леонка, отступись! Прошу тебя, отступись, ей-богу…

      И никто не слышал, как Маша, умоляюще глянув на отца и сглотнув слезы, прошептала тихо:

      – Папочка, прошу тебя… Ну, пожалуйста, папочка…

      Видимо, Павлуша услышал что-то в голосе дочери, что заставило его моргнуть и виновато улыбнуться, и прошептать в ответ также тихо:

      – Ладно, идем…

      И уже громче добавил:

      – Надо ведь вещи какие собрать. Не в шортах же тебе ехать…

      И решительно шагнул в сторону калитки. Маша радостно потрусила за ним, сделав рукой знак Лео – не ходи за мной, я сама, я быстро…

      Маргарита обернулась, обиженно и громко проговорила им вслед:

      – В подоле принесет, сам нянькаться будешь, понял?

      – И буду! – выходя за калитку, тихо огрызнулся Павлуша.

      – Во дурак… – в растерянности развела Маргарита в стороны плотные руки. И, обращаясь к немногочисленной публике и будто приглашая ее возмутиться вместе с нею, картинно распахнула глаза: – Угораздило же меня с бестолковками связаться… Что папаша, что дочка его…

      – Так развяжись, Ритуля, в чем дело-то… – с досадой вздохнул дед Иван, глядя вслед удаляющимся Маше и Лео. – Не веревками же тебя прикрутили, не морским узлом за спиной завязали? Возьми да развяжись, дело-то выеденного яйца не стоит.

      – А не ваша забота, дядь Вань, понятно? – тут же огрызнулась Маргарита.

      – Отчего ж не понятно? Понятно, конечно. А только знаешь, Ритуля, бабье счастье – штука гордая да обидчивая. Оно захватом никому не дается, оно на небесах лепится да по великой господней милости на голову сваливается. Той, которая избрана, той, которая сердцем заслужила. Той, которая достойна да спокойна, да на нежность и доброту щедра.