Патина. Саша Степанова

она просто… да, именно, что скучна. Обыденная до зевоты, пресная и клеклая, как промокшая булка. Единственное, что ему хотелось бы рассмотреть поближе – волосы. Собранные в две нелепых косы, они – скорее догадка, чем уверенность, – змеились почти до талии. У всех женщин Роберта были роскошные волосы – локоны, которые он нанизывал на пальцы, будто кольца, или короткий неуловимый ежик на затылке, сквозь который слабо пробивался аромат нежно-бледной кожи. Все женщины Роберта были скульптурны, тонки в запястьях и щиколотках, плоскогруды и напрочь лишены выдающихся форм – он никогда не захотел бы раздеть ту, чей размер одежды превышал сороковой. Но сейчас, когда он распахнул форточку и крикнул: «Поднимайтесь!», а затем раздосадованно слушал нарастающий стон ступеней, внутренний голос, который до этого никак не проявлял себя, вдруг шепнул: Было бы неплохо как следует ей вдуть, правда? – и Роберт застыл, будто молнией пораженный: он никогда, ни мысленно, ни вслух не позволял себе ни малейшей скабрезности в том, что касалось женского тела или отношений с ним, и даже если очередная возлюбленная, подрагивая и шаря руками по простыне, вдруг смущенно просила быть грубым, он делал вид, что слишком погружен в процесс, чтобы что-то менять, и слишком уверен в себе – для того же.

      Вдуть. Достаточно коротко. Легко прокричать.

      Она ворвалась в комнату, как свежий уличный ветер, и сходу, не задержавшись для приветствия, бухнула на стол пузатую бутылку с явно крепким содержимым. Роберт облизнул пересохшие губы. Скука откладывалась на неопределенный срок, но пока он, соглашаясь на правила игры, тащил из кухни две робких рюмки и беззащитные ломтики лимона, дурная мыслишка щекотала его под воротничком.

      – Ева, – произнесла она низким голосом. – За знакомство.

      Ева, безликая дева, прости, яблок нет, одни лимоны. Розовая вода, сирень, портулак. Никаких тебе альдегидов.

      – Я вряд ли смогу вам помочь. Я не педагог.

      – Зачем же вы так, Роберт Вильевич? Я ведь знаю, что вы преподавали в частной школе.

      Раскопала. Наверное, это было несложно. В газетах, кажется, упоминали… Или нет?

      – Да, но… – Знать бы еще, как много ей известно, чтобы не сболтнуть лишнего. – Все закончилось не очень хорошо. Я больше не работаю со студентами. Я больше вообще ни с кем не работаю.

      – Угу, – сказала она и уставилась в стену – там висели три посмертных маски с перевязанными дерюгой глазами. – Это же они? Те самые?..

      Он кивнул. Она подошла ближе и остановилась, любуясь.

      – Патинирование – не бог весть какая сложная штука, – промямлил он, мучительно пытаясь измыслить причину, способную заставить ее убраться вон. – Вы легко найдете все, что нужно, на любом профессиональном сайте.

      – Но только не ваш способ. Я пришла… – Пухлый палец с облупленным на кончике ногтя лаком указал на маски. – За этим. Я хочу знать, как вы это делаете.

      – Но зачем?..

      «Но-но-но?» – завторило ему трио мертвых голосов со стены. Впалые щеки масок ввалились