Плоды земли. Кнут Гамсун

взятые. Запомните!

      Дети сидели и молча дивились.

      – Вот это знатно! – промолвила Олина.

      Что она хотела сказать? Уж не сомневалась ли в правдивости Ингер? Или не доверяла его чтению? Не стоит допытываться настоящего мнения Олины, сидевшей с кротким выражением на лице и говорившей загадками. Исаак решил не обращать на нее внимания.

      – А когда ваша мама вернется домой, вы тоже научитесь писать, – сказал он мальчикам.

      Олина перевесила одежду, сушившуюся у печки, переставила котел, опять перевесила одежду. И все время сосредоточенно о чем-то думала.

      – Раз уж у вас здесь в лесу пошло такое знатное житье, ты бы принес в дом полфунта кофейку, – сказала она Исааку.

      – Кофейку? – невольно вырвалось у Исаака.

      Олина спокойно ответила:

      – До сих пор я сама покупала понемножку на собственные деньги.

      Кофе, который был для Исаака все равно что мечта, сказка, радуга! Олина, понятно, пустословила, он не сердился на нее; но в конце концов он задним числом вспомнил Олинины проделки с лопарями и сказал с досадой:

      – Это чтоб я-то покупал тебе кофе! Да никак ты сказала, полфунта? Говорила бы уж – фунт. Этого еще недоставало!

      – Будет тебе, Исаак! У брата моего Нильса пьют кофе, и у соседа Бреде в Брейдаблике тоже.

      – Да, оттого, что у них нет молока, и в помине не водится.

      – Уж как там ни на есть. А только раз уж ты такой ученый и читаешь по писаному без запиночки – так ты должен знать, что кофе пьют в каждом доме.

      – Тварь! – сказал Исаак.

      Олина опустилась на лавку, отнюдь не собираясь молчать.

      – А что до Ингер, – сказала она, – раз уж я осмеливаюсь вымолвить такое святое слово…

      – Можешь говорить, что хочешь. Мне все равно.

      – Она вернется домой и всему научилась. Чего доброго, завела себе жемчужное ожерелье и шляпку с перьями?

      – Да уж наверное.

      – Ну что ж, – сказала Олина, – так пусть тогда хоть немножко отблагодарит меня за все, чего достигла.

      – Тебя? – спросил Исаак. Он был в недоуменье.

      Олина смиренно ответила:

      – Потому что это я, в меру слабых сил своих, помогла выпроводить ее отсюда.

      Исаак в ответ не мог вымолвить ни звука, все слова замерли у него на языке, он только сидел, уставясь в одну точку. Уж не ослышался ли он? Олина же сидела как ни в чем не бывало. Да, в словесном бою Исаак явно терпел поражение.

      Он вышел, потемнев лицом. Олина, эта тварь, питающаяся злобой и жиреющая от нее. «Эх, жалко, я не убил ее в первый же год! – подумал он и сам себя испугался. – Вот был бы молодец-то», – продолжал он думать. Молодец – он? Ничего страшнее нельзя себе и представить.

      И тут происходит нечто в высшей степени забавное: он идет в хлев и считает коз. Они стоят, рядом с ними их козлята, и все налицо. Он считает коров, свинью, четырнадцать кур, двух телят.

      – А про овец-то я и позабыл! – говорит он себе вслух, пересчитывая овец, и делает вид, будто ему очень важно узнать, все ли овцы