С первого взгляда. Галина Романова

что я должен сказать? – удивился Антон, подумал немного, нехотя обронил: – Ну, спасибо тебе большое.

      – За что? – продолжала она настаивать на уточнениях.

      – За то, что не дала мне умереть, что компрессы всю ночь на голову мне накладывала. Что не бросила одного и все такое. И…

      – И все такое, – перебила она его с нажимом и кивнула. – На самом деле все было не так, Антоша.

      – А как было?

      Он насторожился. Это еще что за сюрприз?! Саша предупреждала его вчера, когда он еще был способен трезво мыслить и помнить что-то, что с Владой шутки плохи. Что нельзя ее обижать. Он вчера ее обидел. Сегодня она вдруг по воле непонятной прихоти взяла ему и помогла, сняв с него подозрения.

      Но что-то тут было не так. Как-то смотрела она на него нехорошо. С особым каким-то значением, совершенно непонятным ему.

      – А как было, Влада?

      Он сделал над собой усилие и дотронулся до ее локтя. И она вдруг как-то вся обмякла, ослабла и начала заваливаться в его сторону. Положила голову ему на плечо. Что еще за новости?! Ее волосы тут же полезли ему в нос, начали щекотать щеку, он начал злиться и только хотел ее отодвинуть, как она произнесла слабым, срывающимся на тревожный шепот, голосом:

      – Я соврала им, Антошенька. Соврала все от первого до последнего слова!

      – То есть?! – Он опешил.

      Как-то так уже уверовал в то, что он непричастен к смерти Аллы. Что ему не за что казнить себя.

      Одно – чувствовать боль от страшной потери. Он уже знал, что это такое. Думал, что никогда уже это не повторится. Повторилось, и много страшнее. Но думать-то об этом пока было некогда.

      Ведь совсем другое – чувствовать себя причастным к тому, что утрата эта совершилась.

      Чувство вины от невозможности все вспомнить, липкий страх от осознания, что все это может лежать на твоей совести, пока не давали хода никаким другим мыслям.

      Все другое – недоступное чужому глазу – должно было произойти потом.

      Он уедет из этого дома, вернется к себе, запрет за собой дверь и уж там-то даст волю своему горю.

      Так он думал, когда переступал порог гостиной, где его с нетерпением дожидались Леонид и Борис. Выходил оттуда с несколько иным настроением.

      Он не виноват ни в чем? Кажется, да. И Влада вон свидетельствует. И сам, подумав, решил, что Алла не пустила бы его к себе в спальню.

      И тут вдруг снова все меняется? Нет, он так не договаривался.

      – О чем ты соврала, ну! – Он схватил ее за плечи и тряхнул. – Говори немедленно!

      – Не кричи. – Ее губы, вполне обычные женские губы, в которых он никогда не находил никакой прелести, задрожали. – Я не была в твоей спальне. Не входила сюда ни вечером, ни ночью, ни утром. Но всем, всем я сказала, что ночевала у тебя. И все поверили!

      – Всем-всем, это кому?

      Снова страшно застучало в голове и обдало омерзительным липким потом.

      Он мог, да? Он мог это сделать?! Не может быть! Ну не может же быть такое!!!

      – Всем! – повторила Влада и вдруг дотронулась до его щеки. – Рогулиным, Логиновым, Снегиревым, следователям.